— Черт, неужели эта штука опять сломалась? Простите, не важно, я все сделаю. Что-то еще?
— Ах да! Миссис N. хочет устроить семейный сбор по случаю… — Я оглядываюсь на игрока в тортеллини и продолжаю: — Это насчет малыша. Когда мистер N. может быть дома?
— Сейчас посмотрим… Я могла бы передвинуть совещание…
Слышен шорох переворачиваемых страниц.
— Так, так, так… Да, я могу вызвать его в Нью-Йорк в среду, к четырем. Так и сделаем.
— Здорово. Спасибо, Джастин.
— Для вас — что угодно.
Я вешаю трубку и оборачиваюсь к ней:
— Джастин сказала, что он будет здесь в среду, к четырем.
— Что же. Если раньше нельзя… придется потерпеть.
Она поправляет свое сверкающее обручальное кольцо.
— Джейн считает, что его присутствие совершенно необходимо, так что…
Ну да. Как же.
— Именно «Уолл-стрит джорнал»! Но ему всего четыре!
— Иисусе! — восклицает отец. Софи, воспользовавшись моментом, тычется носом между наших ног. — Твоя мама считает, что ты должна уволиться.
— Я справлюсь.
Я делаю несколько шагов, и Софи обгоняет меня, готовая к следующему забегу.
— И я никак не могу сейчас оставить Грейера. Отец спускается к подножию холма.
— Софи! Ко мне!
Софи нерешительно оглядывается.
— Сюда! — зовет он.
Софи разворачивается на сто восемьдесят градусов и мчится к нему, преодолевая холодный ветер, так что длинные уши бодро реют за ней, как два флажка. Едва Софи подбегает к отцу, я в свою очередь зову ее, и она летит ко мне, а потом мы вдвоем скатываемся по склону, пока не оказываемся рядом с отцом на главном променаде, тянущемся вдоль окраинной части Риверсайд-парка.
— Готова к завтрашнему собеседованию? — спрашивает отец, гладя жмущуюся к его ногам Софи.
— Немного нервничаю. Но профессор Кларксон вчера нас натаскивал. Хотелось бы к следующему году определиться с работой.
Я зябко ежусь под очередным порывом ледяного ветра.
— Ты их всех убьешь наповал. Пока.
Я снова взбираюсь на холм, к цепочке деревьев, и оглядываюсь как раз в тот момент, когда зажигаются уличные фонари, и от этого кажется, что вокруг сразу стемнело.
Я смотрю в их желтые глаза и сочиняю желание в ритме «Звездочка яркая, звездочка ясная»: «О электрические боги округа трех штатов, я прошу всего лишь нормальную честную работу с нормированным рабочим днем и офисом, где белье босса не сушат в ванной. Когда-нибудь я сумею помочь сразу нескольким, а может, и многим детям, таким, у кого не бывает собственных консультантов. Благодарю вас. Аминь».
Солнечный свет внезапно заливает вагон метро: мы вынырнули на поверхность высоко над улицами Южного Бронкса. Я остро ощущаю волну возбуждения, поднимающуюся в людях всякий раз, когда поезд движется над землей, летит над городом на тонких рельсах, словно в парковом аттракционе.
Я вынимаю из рюкзачка план урока и в миллионный паз просматриваю. Возможность войти в группу разрешения конфликтов в городских школах — именно та работа, о которой я мечтала.
Поезд останавливается, я выхожу и попадаю в море холодного солнечного сияния. Спускаюсь по ступенькам платформы на улицу и обнаруживаю, что нахожусь не в четырех, а в четырнадцати кварталах от места, где назначено собеседование. Должно быть, я не так поняла секретаршу. Сверяюсь с часами и ускоряю шаг. Сегодня утром я слишком волновалась, чтобы поесть, но полуторачасовая поездка пробудила во мне угасший было аппетит. Я почти бегу по длинным улицам, понимая, что если немедленно чего-нибудь не съем, то попросту упаду в обморок посреди урока.
Окончательно задохнувшись, я вбегаю в крошечный газетный киоск, хватаю пакетик с арахисом и сую в рюкзак. Еще одна дверь, и я нажимаю кнопку звонка, рядом с которым прилеплен раскрашенный вручную листок с надписью: «Общественность против конфликтов».
Чей-то голос едва пробивается сквозь треск помех, и дверь щелкает, открываясь. Я поднимаюсь по лестнице, когда-то выкрашенной зеленой краской и окаймленной постерами, где дети серьезно смотрят в камеру на фоне игровых площадок. Я внимательно рассматриваю каждый. Судя по прическам и штанам-клешам, снимки относятся к началу семидесятых, времени основания организации. На верхней площадке я звоню снова, и прежде чем эта дверь чуть приоткрывается, изнутри слышится громкий лай.
— Снежок, стоять! СТОЯТЬ, я сказала!
— Я на собеседование, — сообщаю я, выискивая взглядом другую дверь и предполагая, что случайно потревожила жильцов. В щели появляется бледное лицо.
— Да, «Общественность против конфликтов». Вы попали по адресу. Заходите. Только поосторожнее со Снежком: он всегда пытается вырваться.
Я протискиваюсь в приоткрытую дверь, тут же оказавшись лицом к лицу с гигантской черной пастушьей овчаркой и такой же огромной женщиной в комбинезоне, с гривой длинных светлых, но уже седеющих волос. Я с улыбкой наклоняюсь, чтобы погладить Снежка, который сосредоточенно пытается прошмыгнуть между ее широко расставленными ногами.
— НЕТ! — вопит она.
Я дергаюсь.
— Он не слишком-то расположен к людям. Верно, Снежок?
Она грубовато треплет собаку по голове свободной рукой. В другой зажата пачка скоросшивателей. Решив, очевидно, что я предупреждена, она позволяет Снежку обнюхать меня. Я стараюсь не шевелиться.
— Я — Рина, исполнительный директор «Общественности против конфликтов». А вы?
Она сверлит меня напряженным взглядом. Я пытаюсь разгадать ее мысли, понять, какой бы она хотела видеть меня.
— Нэн. Я договорилась встретиться с Ричардом. Стараюсь быть солидной и вежливой, без щенячьей жизнерадостности.
— Нэн? Мне казалось, вас зовут Неминия. Черт. РИЧАРД!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93