Трудно поверить… Зачем в таком случае звонить няне? Можно подумать, мне больше нечего делать, кроме как создавать микроклимат для ее картин! Если она задумала подобным способом заставить меня работать сегодня, ничего не выйдет! Вероятно, это просто ловушка, чтобы заманить меня сюда. Наверное, подвесила Грейера в сетке над увлажнителем и собирается сбросить его мне на голову, едва я налью воду.
— ОНА СБЕЖАЛА С ЧЕЛОВЕКОМ, КОТОРЫЙ ТАК ДАЛЕКО ЕЕ ЗАВЕЛ… — надрывается стерео, преследуя меня своей музыкой, пока я перехожу из комнаты в комнату.
Что ж, дам ей знать о своем приходе и немедленно уберусь отсюда.
Вот она!
Я едва не выпрыгиваю вон из кожи.
Выплывает из спальни!
Шелковое кимоно небрежно завязано на талии. Изумрудные серьги переливаются в свете ламп. Мое сердце катится в пятки.
Это мисс Чикаго.
— Привет, — говорит она дружелюбно. Совсем как в конференц-зале три недели назад. И скользит мимо меня, к кухне.
— Привет, — лепечу я, топая за ней и на ходу разматывая шарф. Заворачиваю за угол как раз в тот момент, когда она распахивает высокие стеклянные двери в столовую, где уже накрыт романтический ужин на двоих. Гигантский букет пурпурно-черных пионов стоит в кольце горящих свечей. Она перегибается через блестящий стол красного дерева, чтобы поправить серебряный прибор. — Я здесь из-за увлажнителей, — пытаюсь объяснить я.
— Подождите, — просит мисс Чикаго и, подойдя к скрытой в книжном шкафу панели, умело регулирует громкость и высоту тембра. — Ну вот. — Она поворачивается ко мне и мирно улыбается. — Что, вы сказали?
— Увлажнители! Вода испарилась. А картины… могут пострадать, если холст пересохнет. Я должна была только налить воду. Всего один раз. Именно сегодня, потому что в этом случае воды хватит до… не важно. Поэтому я сейчас все сделаю и уйду.
— Спасибо, няня. Уверена, что мистер N. это оценит, да и я тоже.
Она берет с буфета забытый бокал с шампанским. Я встаю на колени, отключаю увлажнитель и тащу его на кухню.
Один за другим я наполняю все десять резервуаров, шлепая в прачечную и обратно, пока Элла перебирает весь свой репертуар, от «Всего одна из тех вещей» до «Почему я не могу вести себя как надо» и «Я всегда верна тебе, дорогой». У меня голова идет кругом. Это не ее дом. Не ее семья. И ко всему прочему вышла она определенно не из своей спальни!
— Вы закончили? — спрашивает она, когда я подключаю последний прибор. — В таком случае не могли бы вы сбегать для меня в магазин?
Я устремляюсь в прихожую и поспешно натягиваю пальто, но она не отстает.
— Пьер забыл купить густой крем. Заранее спасибо.
Она протягивает двадцатку.
Я смотрю на деньги, на маленький зонтик-«лягушку» Грейера в стойке с двумя огромными выпученными глазами, которые выскакивают, как только нажмешь кнопку.
И протягиваю бумажку ей.
— Не могу… видите ли… мне к доктору… И ловлю свое отражение в зеркале.
— Говоря по правде, просто не могу.
Мисс Чикаго продолжает улыбаться, но уже не так дружелюбно.
— В таком случае это вам, — не повышая голоса, продолжает она.
Двери лифта раздвигаются как раз в тот момент, когда она пытается с небрежным видом прислониться к косяку.
Я кладу банкноту на столик в холле. Ее глаза вспыхивают,
— Слушайте, Нэнни, или как вас там! Можете бежать домой и насплетничать хозяйке, что вы нашли меня здесь! Избавите меня от необходимости оставить под подушкой грязные трусики!
Она возвращается в квартиру, и дверь со стуком захлопывается.
— Так и сказала «трусики»? — допытывается Сара на следующий день, пробуя очередной оттенок розовой помады у прилавка «Стайла».
— Слушай, может, поискать их? Я просто чувствую, что должна это сделать!
— Сколько платят тебе эти люди? У тебя есть граница? Я имею в виду ту границу, которую они могут перейти?
Сара сосредоточенно вытягивает губы.
— Слишком яркий?
— Я бы сказала, бабуинов зад.
— Попробуйте сливовые тона, — советует косметолог за прилавком.
Сара тянется к салфетке и начинает сначала.
— Миссис N. возвращается завтра. Я считаю, что просто обязана что-то предпринять, — досадливо объявляю я, облокачиваясь на прилавок.
— То есть уволиться?
— Нет, сделать что-то в реальном мире, где я плачу за квартиру.
— ТУУУУТСИ!
Мы цепенеем и поворачиваемся к крытому портику, где две груды магазинных пакетов окликают Сару школьным прозвищем, рифмующимся с «бутс». Пакеты дружно направляются в нашу сторону и распадаются, обнаружив Александру и Лэнгли, наших однокурсниц по школе Чапина.
Мы с Сарой переглядываемся. В старших классах они жили в общежитии и были преданными фанатками «Дед». Теперь же великанша Александра и коротышка Лэнгли стоят перед нами в дубленках, кашемировых водолазках, увешанные цацками от Картье.
— ТУТС! — восклицают они, и Александра хватает Сару в объятия, едва не треснув ее по голове одним из пакетов. — Туте, как дела? — спрашивает она. — Нашла себе мужчину?
Сара поднимает брови:
— Нет. То есть один был, но…
На ее лбу выступают капли пота, катятся вниз.
— У меня скааааазочный мужчина. Грек. Просто фантастика! На следующей неделе мы летим на Ривьеру, — мурлычет Александра. — Ну а ты как?
Она смотрит на меня.
— Все то же самое. По-прежнему работаю с малышами.
— Ха, — тихо вставляет Лэнгли. — А что собираешься делать в будущем году?
— Надеюсь заняться программой внешкольного обучения. Они разом прищуриваются, словно я неожиданно заговорила на неизвестном языке.
— Сосредоточиться на детском творчестве как способе самовыражения. А может, открою свою школу.
На меня смотрят две пары пустых глаз. Я делаю последнюю попытку доказать… что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93