Бермудский треугольник, по счастию, от нас далеко, тысячи миль до
него и десятки надежных границ, и поэтому нам на него наплевать, он для
нас вроде бабы Яги или как космические пришельцы, про которых мы ничего не
знаем.
Нам и без Бермудского треугольника есть чего бояться: войны с Китаем,
тяжелой продолжительной болезни, бандитов, отпущенных по амнистии, своего
непосредственного начальника и еще кого-то неведомого, кто не ест и не
спит, а денно и нощно дежурит у нашего телефонного провода, чтобы узнать,
что же мы говорим о погоде.
А ведь наверняка те, кто живут рядом с Бермудским треугольником или
имеют с ним дело по работе, тоже боятся войны с Китаем и бешеных собак, а
также своих бермудских гангстеров и начальников. И, уж конечно, рака. А
про истории с самолетами и кораблями думают редко и неохотно.
Барсукову же и думать было нечего, чего тут думать, тут не думать
надо, а меры принимать, и потому Григорий Барсуков, человек за пятьдесят
лет свой жизни поменявший столько мест работы, что уже из-за одного этого
плюс внешний вид мог считаться "бомжем и з", то есть лицом без
определенного места жительства и занятий, так вот этот субъект ранним
ноябрьским утром подстерег во дворе кандидата технических наук Лазаря Каца
и обратился к нему с антинаучным заявлением. Он сообщил Кацу, что на
Сенной площади Мира, якобы, безвозвратно пропадают вещи и деньги, люди и
даже автомобили с шоферами, и что лично он, Барсуков, был свидетелем этого
явления многократно.
- Могу привести ряд примеров, - заявил Барсуков.
- Приведите, прошу вас, - поощрил его Кац, который потому и стал
кандидатом наук. что всю жизнь отличался любознательностью к явлениям
природы. - Приведите, приведите, - повторил он и вынул из кармана пачку
сигарет, но, взглянув на свои окна, тотчас спрятал ее обратно и предложил
Григорию Ивановичу лучше прогуляться через сад.
Небо над Таврическим садом сплошь было залеплено толстыми и белесыми
тучами. Из разрывов этих туч нет-нет да и выскакивало солнце, ошалело
плюхалось в пруд, секунду трепыхалось в холодной воде, как блесна, и тут
же исчезало.
"...и равнодушная природа красою вечною сиять", - вдруг ни с того ни
с сего назидательно сказал Барсуков и твердо посмотрел в глаза Лазарю
Моисеевичу. Тот, являясь человеком тактичным, никакого недоумения не
проявил, как будто так оно и следует, что необразованный "бомж и з"
цитирует бессмертные строки.
- "Красою. Вечною!" - злобно настаивал Барсуков и, когда Лазарь
наконец кивнул, добавил: - Природа вечна, а человек в ней ничто. Сегодня
он есть, а завтра нету.
- Люди, безусловно, смертны, - согласился Кац.
Барсуков посмотрел на него с жалостью, махнул рукой, снял с головы
кепочку и принялся яростно трясти ее, точно ботинок, в который набрался
песок. Ничего не вытряс и деловито сказал:
- Привожу примеры исчезновения людей и предметов: сорок рублей
восемьдесят четыре копейки, принадлежавшие лично мне. Так? Теперь: Виталий
Матвеевич, старик...
- Какой Виталий Матвеевич? - спросил дотошный Кац.
- Какой он был, точно не знаю, - задумчиво ответил Барсуков, - но,
полагаю, дерьмо... А как исчез - это видел сам: в прошлую среду около
автовокзала попросил рубль, я ему: только, мол, трешка, он взял, говорит:
ничего, разменяю. Пошел к ларьку, через улицу шел, я видел, а потом вылез
трамвай - и с концами. Пропал человек.
- Ясно, - сказал Кац. - Еще какие были явления?
- Еще явление с синей машиной. Пустая, без людей, с горящими фарами
днем.
- Стояла?
- Ага. Хрен тебе в зубы. Прямо с Московского по середине площади как
вжарит. И на Садовую. Милиционер еще свистел.
- Я думаю, - сказал Кац, закуривая, - что все это просто цепь
совпадений.
- Тебе хорошо, - Барсуков снова тряс свою кепку, - тебе хорошо - ты
дурак...
Он пожал руку ошеломленного Лазаря, который тут уж не сумел
захлопнуть рта, и удалился величественной походкой человека, который
знает, что ему делать. А кандидат технических наук долго еще стоял на
пустой аллее у пруда с глупым выражением на интеллигентном лице.
Вечером того же дня, когда семья Кац сидела за чаем, а по телевизору
показывали фигурное катание, раздался телефонный звонок.
- Лелик, тебя, - позвала Лазаря мать, - ты бы все-таки объяснил им,
что беспокоить человека после работы - не дело.
- Олег, может быть, я подойду? - сказала Фира. - А ты ушел и будешь
поздно. Ага?
- Во-первых, я просил больше не называть меня Олегом...
- Ах, прости, пожалуйста, забыла о твоем гражданском мужестве в кругу
семьи, - сразу же надулась Фира, - между прочим, пока ты тут произносишь
декларации о правах человека, человек ждет.
Человек, действительно, терпеливо ждал, хотя времени, как потом
выяснится, у него было в обрез.
- Алло, - раздался далекий голос Барсукова, когда Лазарь наконец
подошел к телефону. - Алло! Слушайте и записывайте для науки. говорит
Барсуков из треугольника. Я гибну. Сос. Местоположения в пространстве
определить не могу. Сколько времени - тоже не знаю. Выхода отсюда нету и
мгла.
- Где вы? Какая мгла? - закричал Лазарь, глядя в окно, где с ясного
черного неба иронически смотрели звезды.
- Мгла обыкновенная. Сплошная. Бело-зеленая. Видимости никакой.
Гибну.
- Вы не пьяны? Слышите, Григорий Иванович, я спрашиваю - вы пьяны?
- В самую меру. Записывайте для науки: "Барсуков Григорий вышел из
метро в 19. 03..." - голос становился все глуше и гас, точно "бомж'а и з"
уносило куда-то прочь от земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21