А тут -
руководство, Ладно... Допишет он свой список потом, без нее, Допишет и
спрячет в стол, в тот ящик, где ордена и документы. Понадобятся когда
ордена, начнет искать, найдет и список.
...Петр Васильевич Тютин шел себе воскресным утром в валенках по
узкой дорожке среди сугробов, смотрел на белые патлатые деревья, на
простецкое, светленькое небо, на глупую мордастую снежную бабу с палочкой
от мороженного вместо носа, журнал в кармане мятым списком, думал и вдруг
так расхотелось ему помирать, так стало страшно и неохота провалиться из
этого уютного обжитого мира куда-то во тьму, где наверняка, ничего
хорошего нету, что вытащил он скомканную бумажку с фамилиями, торопясь,
бросил в мусорную урну и, как мог быстро, подволакивая ноги, - чертовы
валенки по пуду весят! - пошел прочь. Надо еще конфет купить, а то в
магазинах уже завтра будут очереди - жуткое дело.

5
В ночь под Новый год Фира сказала мужу, что она его больше не любит.
Это же надо еще суметь - выбрать такой день для подобного разговора!
Вообще-то Лазарь уже давно, с месяц, наверное, чувствовал: что-то не то.
Фира постоянно где-то задерживалась, у нее невесть откуда завелось
огромное количество дел, а так бывает всегда, когда человеку плохо у себя
дома. Все ее раздражало и выводило из себя, а, особенно, почему-то
невинная просьба Лазаря не звать его больше никакими Олежками, Леликами и
Ляликами. Раньше и внимания бы не обратила, может быть, даже с уважением
бы отнеслась, а теперь:
- Ах, Лазарь? Понимаю... Это у тебя такая форма протеста. Мол, ничего
не скрываю и даже горжусь. Очень, о-очень смело, ты у нас прямо какой-то
Жанна д'Арк.
- Ты чего это?
- Потому что противно! Кукиш в кармане. Герой - борец за идею. Ты бы
еще магендовит надел.
- Надо будет - и надену, вон, датский король с королевой, когда
немцы...
- Слыхала. Ты мне про этот случай рассказывал раза три... позволь,
четыре раза. Но ты, к сожалению не король, тебе ничего надевать не надо, у
тебя, как говорится, факт на лице.
- Я не понимаю, - вконец растерялся Лазарь, - ты что, антисемиткой
сделалась?
- Просто, миленький, дешевки не люблю. Лазарь ты? Великолепно!
Гордишься своим еврейством? Браво-браво-бис! Не нравится, когда кривят
рожу на твой пятый пункт? Противно, что любой скобарь в трамвае может,
если пожелает, обозвать жидовской мордой, и ничего ему за это не будет? И
мне, представь, противно. Только причем же здесь "Лазарь"? Будь
последовательным. Уезжай!
- Ты что это, Фирка, обалдела?
- испугался. Вот она, цена твоего гражданского мужества.
- Подожди, ты что, серьезно?
- Я-то серьезно, я о-очень даже серьезно, а вот ты со своими
тявканьем из подворотни, с вечным "я бы в морду...".
- Ты действительно хочешь уехать? В Израиль?
- А это уже второй вопрос: куда? Важно, что _о_т_с_ю_д_а_. Ясно?
- Ладно, Фира, давай поговорим... хотя я не представляю себе, чтоб
ты... У тебя что-то случилось!
- Ну, знаешь, это уж вообще! "Случилось"! А у тебя ничего не
случилось, ни разу, Лелик, то есть, тьфу! Лазарь Моисеевич? Это не тебя ли
как-то не приняли на филфак с золотой медалью? И не ты ли тут вечно рвешь
и мечешь, когда твой доклад читает на каком-нибудь симпозиуме в Лондоне
ариец с партийным билетом?!
- Тише ты.
- Тише?! Вот-вот. Надоело! Их - по морде, а они - тише! Чего ж не
врезать? Да брось ты сигарету, мать увидит, будет орать!
- Не увидит. А меня ты напрасно агитируешь, я тебе могу привести и не
такие примеры.
- Ну, так что ж?
- А... таки плохо. Как в том анекдоте. Плохо, Фирочка. И все-таки я
не уеду.
- Боишься? Мол, подам заявление, с работы выгонят, а разрешения не
дадут. Так?
- Если уж честно, - и это. Но не во-первых, даже не во-вторых. А
во-первых то, что здесь, видишь ли, моя родина. Мелочь, конечно.
- Родина-мать?
- Да, уж как тебе угодно: мать, мачеха, тетя, а только - Родина, и
никуда от этого не деться.
- Какая там тетя? Какое отношение имеешь к России ты, Лазарь
Моисеевич, еврей, место рождения - черта оседлости? Нужен ты ей, со своей
сыновней любовью, как Тоньке Бодровой ее незаконный Валерик!
- Это черт знает что! Мне дико, что это мы, ты и я, ведем такой
разговор. Лично я не верю в генетическую любовь к земле предков, может
быть, потому не верю, что сам ее не чувствую. Конечно, кто чувствует -
пускай едет, всех ему благ...
- ...А тебе и здесь хорошо.
- Нет. Не хорошо. Но, боюсь, что лучше нигде не будет. И - почему
такой издевательский тон? Неужели я должен объяснять тебе, что я тут
вырос, что я, прости за пошлость, люблю русскую землю, русскую литературу,
а еврейский просто не знаю. Кто там у вас главный еврейский классик?
- У _н_а_с_?! Ну, вот, что, - Фира стояла посреди комнаты, сложив
руки на груди, - мне этот разговор противен. И ты сам, прости, пожалуйста,
тоже. Это психология раба и труса.
- А катись ты... знаешь куда! - разозлился Лазарь. - подумаешь,
диссидентка! Противен - и иди себе, держать не стану!
Фира тут же оделась и ушла на весь вечер. Может быть, у нее на работе
завелся какой-нибудь сионист? Их теперь полно, героев с комплексом
неполноценности и длинными языками.
Лазарь долго стоял на кухне у окна и курил в форточку. Наконец он
решил, что, скорее всего, Фирку кто-нибудь обругал в автобусе или в
магазине, у нее-то внешность - клейма негде ставить, прямо Рахиль
какая-то. Конечно противно! Только нет из этого положения выхода, как она,
глупая, не понимает?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21