Рэйчел вздохнула и задрожала от холода.
– Прости меня, Оливия, – прошептала она, глядя в окно, в надежде, что ее слова достигнут небес и будут услышаны подругой.
Слезы заструились по ее щекам.
– Прости меня… Я поступила ужасно. Я предала тебя.
Рэйчел чувствовала себя распущенной, продажной женщиной. Все самые грубые слова приходили ей на память, когда она думала о своем поступке.
Она могла бы рассмеяться, припомнив, как Оливия называла тех, кто ей не нравился, в пору их детства. Но она не смеялась. Она даже не улыбнулась.
Ей вспомнился совет, который дала ей Диана во время беседы в кафе. И Рэйчел даже позволяла себе думать, что это была правда. Однако мысль о том, что Оливия хотела бы, чтобы она и Слоан были счастливы, соединившись, не казалась Рэйчел правдоподобной. Оливия потратила слишком много сил, ей пришлось слишком долго бороться за свое счастье со Слоаном, чтобы она была рада видеть рядом с ним кого-либо другого.
Кого-либо другого.
Рэйчел, скорее, могла представить себе, что подруга указует на нее огненным перстом и глаза ее полны гнева:
– Проститутка, шлюха.
Рэйчел чувствовала себя так, словно ужасное обвинение было выжжено у нее на лбу. И самое худшее заключалось в том, что Рэйчел была уверена: Оливия никогда не смирится с таким положением дел.
– Почему ты не хочешь припарковать машину? – спросила Софи, недовольно наморщив лоб.
Саша проворчала:
– Ты что, не пойдешь с нами?
– Ты должен пойти на ярмарку, папа, – сказала Сидни. – Что подумают учителя, если ты даже не появишься там?
– Ты хочешь сказать, они будут недовольны, если я не куплю что-нибудь на ярмарке?
Чувствуя себя смертельно уставшим, Слоан знал, что спор с детьми бесполезен. Поэтому он припарковал машину и тяжело вздохнул.
Вчера он вымотался до предела: сначала работа в офисе, покупка продуктов, приготовление пирожных.., потом.., эротические фантазии насчет Рэйчел, не дававшие ему уснуть. Все время воображая себе их поцелуй и мучаясь от неудовлетворенного желания, он проснулся таким же уставшим, каким отправился в постель накануне вечером.
Но самым большим мучением было его чувство вины. Оно придавило его плечи с тяжестью гранитной плиты.
Что бы подумали его дочери, если бы узнали?
Что бы каждая из них подумала?
Что бы подумала Оливия?
Вопросы, которые он задавал себе, не давали ему покоя, сверля мозг и причиняя настоящие мучения.
Мечты о Рэйчел преследовали его всю ночь.
Свалившееся на него невыносимое бремя вины, давившее и переполнявшее сердце, не давало покоя. Если он не преодолеет его, то никогда не сможет выбраться из своего подавленного, мрачного состояния.
– Мне нужно сделать одно дело, – сказал он дочерям. – Я не задержусь долго. Вернусь минут через двадцать, самое большее через час. Вот тогда я и куплю пирожные, которые мы с Рэйчел приготовили. Хотя бы несколько штук.
Когда сестры выбрались из машины, он напомнил:
– Не забудьте о пирожных.
– Вот они, – подняла Сидни сумку с коробкой, где лежали пирожные. Сестры сделали то же самое.
Саша обернулась, взглянув на машину. Она как будто кого-то искала.
– Рэйчел обещала прийти. Ты не знаешь, когда она появится?
Услышав имя Рэйчел, Слоан почувствовал себя так, словно его ударило током.
– Я не знаю ее планов, – сказал он. – Но если обещала, значит, придет.
Саша кивнула, успокоившись.
– Точно. Рэйчел никогда нас не подводила.
Улыбнувшись ей в ответ, Слоан согласился:
– Еще бы.
Глава 6
Продавщица цветочного магазина заворачивала букет белых роз. Но Слоан так был поглощен своими мыслями, что почти не замечал происходящего. В середине зимы живые цветы стоили гораздо дороже, чем в любое другое «несезонное» время. Ему пришлось потратить почти все, что лежало у него в кошельке. Розы были ее любимыми цветами, и Слоан надеялся, что этим хоть как-то сгладит остроту своих переживаний и чувства вины.
Розы всегда восхитительны, во всякое время года, но в январе они просто неотразимы. Деревья стояли голые, трава – замерзшая и сухая, а жизнь города словно замедлялась и замирала, в то время как его обитатели предпочитали больше времени проводить в своих теплых домах.
Пустынная и серая аллея кладбища была совершенно безлюдна.
Но он и не ожидал никого встретить.
Он просто пришел по зову сердца. По настоятельному внутреннему побуждению.
В памяти Слоана воскрес тот день, когда состоялись похороны жены. Небо было ясным и солнечным, стояла летняя жара, изводившая всех, кто пришел проститься с Оливией.
Его дочерям выпало тяжкое испытание. И они выдержали его, ни одна из них даже не заплакала ни дома, ни во время траурной церемонии на кладбище. Они прошли одна за другой, прощаясь с матерью.
О нет, теперь они не плакали. Пока Оливия медленно угасала от рака, они плакали день и ночь, и никто не мог их успокоить. Остановить развитие болезни врачи оказались бессильны.
Химиотерапия тоже не помогла. Облучение не дало никаких результатов. Ничего.
Угрызения совести вновь шевельнулись в его душе. Подобно змее, они подтачивали его. Он медленно поехал дальше по аллее.
Как мог он считать себя врачом, целителем и не смог помочь собственной жене, которая умирала на его глазах? В течение долгих недель она страдала, а он ничего не мог сделать. Опухоль увеличивалась медленно, давая метастазы по всему организму, уходили месяцы, и все это время он продолжал работать, принимать пациентов.
Подступивший к горлу комок мешал дышать.
Ему не хватало воздуха. Он пытался подавить гнетущее чувство и мысленно вернуться к тому, о чем думал прежде, – как его маленькие дочери держались за руки в тот день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38