В моих руках и ногах было
очень приятное ощущение. Я вытянул их. Мои глаза устали и зудели; я поднял
свою правую руку, чтобы потереть их. Это было трудным движением. Моя рука,
казалось, была тяжелой. Я мог едва вынуть ее из воды, но, когда я сделал
это, моя рука вышла покрытой самой удивительной массой зеленого тумана. Я
держал свою руку перед глазами. Я мог видеть ее контур, как темнеющую
массу зелени, окруженную очень интенсивным зеленоватым туманом. Я в спешке
добрался до ног и встал в средине течения и посмотрел на свое тело: моя
грудь, руки и ноги были зелеными, густо-зелеными. Цвет был таким
интенсивным, что мне передалось чувство вязкого вещества. Я выглядел
подобно статуэтке, которую дон Хуан сделал мне несколько лет назад из
корня дурмана.
Дон Хуан велел мне выйти. Я заметил настойчивость в его голосе.
- Я зеленый, - сказал я.
- Брось это, - сказал он повелительно. - У тебя нет времени. Вылезай
оттуда. Вода заманивает тебя. Вылезай из нее! Вылезай! Вылезай!
Я выскочил в панике.
- На этот раз ты должен рассказать мне все, что происходило, - сказал
он на самом деле, как только мы сели лицом друг к другу в его комнате.
Он не интересовался последовательностью моего переживания, он хотел
знать только то, с чем я встретился, когда он велел мне посмотреть на
берег. Он интересовался подробностью моего переживания, он хотел знать
только то, с чем я встретился, когда он велел мне посмотреть на берег. Он
интересовался подробностями. Я описал стену, которую я видел.
- Была ли стена справа или слева? - спросил он.
Я сказал ему, что стена была в действительности передо мной. Но он
настаивал, что она должна была быть или справа, или слева.
- Когда ты впервые увидел ее, где она была? Закрой свои глаза и не
открывай их, пока не вспомнишь.
Он встал и поворачивал мое тело, когда я закрыл глаза, до тех пор,
пока не повернул меня лицом на восток - в том направлении, в котором я
был, когда сидел перед течением. Он спросил меня, в каком направлении я
двигался.
Я сказал, что я имел движение вперед, впереди передо мной. Он
настаивал, что я должен вспомнить и сосредоточиться на времени, когда я
все еще видел воду, как пузырьки.
- Каким путем они текли? - спросил он.
Дон Хуан убеждал меня вспомнить, и, наконец, я признался, что
пузырьки, казалось, должны были двигаться ко мне справа. Однако, я не был
совершенно уверен, как он хотел. Под его расследованием я начал
осознавать, что я не был способен классифицировать свое восприятие.
Пузырьки двигались ко мне справа, когда я впервые видел их, но когда они
стали больше, они текли всюду. Некоторые из них, казалось, шли прямо на
меня, другие, казалось, двигались во всех возможных направлениях. Были
пузырьки, которые двигались выше и ниже меня. Фактически, они были везде
вокруг меня. Я вспомнил, что слышал их шипение, поэтому я должен был
воспринимать их своими ушами так же, как и глазами.
Когда пузырьки стали такими большими, что я смог "взобраться" на один
из них, я "увидел", что они терлись друг о друга подобно воздушным шарам.
Мое возбуждение усилилось, когда я вспомнил подробности моего
восприятия. Дон Хуан, однако, совершенно не интересовался этим. Я сказал
ему, что видел шипящие пузырьки. Это не был чисто слуховой или чисто
визуальный эффект, но это было что-то неразличимое, кристально ясное -
пузырьки терлись друг о друга. Я не видел и не слышал их движения - я
чувствовал его; я был частью звука и движения.
Когда я рассказал о моем переживании, я глубоко разволновался. Я
держал его руку и тряс ее в большом волнении. Я понял, что пузырьки не
имели внешнего предела; тем не менее, они вмещали в себя, и их края меняли
форму и были неровными и зазубренными. Пузырьки сливались и разделялись с
большой скоростью, однако, их движение не было ослепляющим блеском. Их
движение было устойчивым и, в то же самое время, медленным.
Другой вещью, которую я вспомнил, когда рассказывал свое переживание,
было качество цвета, которым пузырьки, казалось, обладали. Они были
прозрачными и очень яркими и казались почти зелеными, хотя это был не
цвет, каким я привык воспринимать цвета.
- Ты уклоняешься, - сказал дон Хуан. - Эти вещи не являются важными.
Ты задерживаешься на неправильных предметах. Направление - единственно
важный выход.
Я мог только вспомнить, что я двигался без какой-либо точки
отношения, но дон Хуан заключил, что так как пузырьки плыли
последовательно ко мне справа, с юга, вначале, то этот юг был
направлением, с которым я должен был иметь дело. Он начал повелительно
побуждать меня вспомнить, была ли стена от меня справа или слева. Я
старался вспомнить.
Когда дон Хуан "позвал меня" и я всплыл, так сказать, я думал, что
стена была от меня слева. Я был очень близко к ней и мог различить желобки
и выступы деревянной арматуры или оплубки, в которую был залит бетон.
Очень тонкие полоски дерева были использованы, и рисунок, который они
создали, был компактным. Стена была очень высокой. Мне был виден один
конец ее, и я заметил, что он не имел угла, он был всюду изогнут.
Он сидел в тишине некоторое время, как бы задумавшись о том, как
расшифровать смысл моего переживания, и, наконец, сказал, что я не достиг
многого и что я не достиг того, что он ожидал от меня.
- Что же мне полагалось сделать?
Он не ответил, но сморщил губы.
- Ты делал очень хорошо, - сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95