Она улыбалась в ответ… Тут я незаметно ущипнула его за руку.— Слушай ты, нахал, я ведь даже не хотела идти с тобой сюда!— Извини, Люси, извини, тысяча извинений.— Прекрати, слышишь? Я не собираюсь весь вечер терпеть, что ты перемигиваешься с кем-то через мое плечо.— Ты права, извини.Голос у него был виноватый, лицо — отнюдь.— Это ведь ты захотел, чтобы я пошла с тобой, так что вспомни, черт возьми, о правилах хорошего тона и развлекай меня. Хочешь флиртовать неизвестно с кем, зачем приглашал? И убери эту дурацкую улыбочку, — продолжала я. — Меня на такое не купишь.Григорий принес на подносе две внушительные стопки, наполненные ярко-желтой жидкостью. Выглядела она так, будто доставлена прямиком из Чернобыля, но я решила, что говорить об этом вслух будет бестактностью.— Боже, — с сомнением протянул Дэниэл, разглядывая на свет содержимое своей стопки, — вид у нее какой-то радиоактивный.— Заткнись, — сказала я. — С днем рождения!Мы чокнулись и залпом выпили.Внутри у меня немедленно защекотало, из желудка волнами начало расходиться по телу приятное тепло.— Ой, батюшки, — хихикнула я.— Что?— Она определенно радиоактивная. Но очень вкусная.— Закажем еще?— Да, пожалуй. Где Григорий?Григорий уже пробирался к нам между столиками. Дэниэл махнул ему и, когда Григорий подошел, сказал:— Мы бы хотели повторить, если можно.— Только, пожалуйста, на этот раз розовую, — попросила я.— Клубничную? — уточнил Григорий.— Если она розовая, то клубничную.— И еще, по-моему, нам пора подумать, что мы будем есть, — вставил Дэниэл.— Отлично, — сказала я, раскрывая меню. Тем временем принесли розовую водку, и она оказалась так хороша, что мы решили повторить.— Они такие маленькие, — в свое оправдание заметила я. На столе возникли две новые стопки — на сей раз с черносмородиновой водкой, — и мы выпили.— Хорошо пьется, только быстро, да?— Еще? — угадал мою мысль Дэниэл. — А поесть?— Наверное, надо бы. Ага, вот и Дмитрий. Дмитрий, мы с нетерпением ждем вашу сырую репу, — жизнерадостно прощебетала я, с ужасом осознавая, что мне уже хорошо.— Люси, мне надо тебе кое-что сказать, — вдруг став серьезным, обратился ко мне Дэниэл.— Давай, валяй, — усмехнулась я. — Мне на минуточку показалось, что у меня улучшается настроение, но, наверно, лучше сразу положить этому конец.— Извини, не надо было мне ничего говорить. Забудь.— Ну как я могу забыть то, чего не было. Теперь давай выкладывай.— Хорошо, хорошо, но предупреждаю: тебе не понравится.— Говори.— Это касается Рут.— Так-так-так, и что же с ней произошло?— Я с ней порвал, понимаешь, а не она со мной.Вон оно что, подумала я, слегка обалдев. Потом вспомнила, что моя задача — держать Дэниэла в строгости, чтоб знал свое место.— Ах ты, мерзавец! Как же ты мог?— Но, Люси, мне с ней стало скучно. Ты не представляешь, до чего с ней скучно. Просто кошмар!— У нее же большая грудь.— И что с того?— А значит, подержался и до свидания, так, что ли? — еле дыша от смеха, выдавила я. То был один из редких случаев, когда я сама казалась себе очень забавной.— Точно, — ответил Дэниэл и тоже рассмеялся. — Так все и было.— И теперь ты у нас безрутный, — продолжала я, по-прежнему упиваясь собственным остроумием. — Она плакала из-за тебя?— Нет, она мужественно перенесла разрыв.— Все равно ты скотина.Дэниэл как будто расстроился, и даже вроде бы глаза у него увлажнились. Водка сделала нас обоих чувствительнее.— Я уже жалею, что сказал тебе, — обиженно прогудел он. — Я знал, что тебе не понравится.— Может, и не понравится, но мне придется с этим смириться.Я улыбнулась ему. И что у него там с Рут, мне вдруг стало совершенно наплевать. Сейчас все это не значило ровным счетом ничего.— Дэниэл, я так странно себя чувствую — мне вроде бы грустно, ну, как обычно, но при этом я счастлива. Счастлива, хотя мне и грустно.— Знаю, — нетерпеливо подхватил он. — Со мной происходит то же самое. Только я думаю, что счастлив, как обычно, но при этом мне немного грустно.— Русские, наверно, все время так себя чувствуют, — хихикнула я. У меня сильно кружилась голова, и я знала, что говорю глупости. Но эти глупости казались мне откровением. — Как думаешь, они потому пьют столько водки, что они философы и несчастны, или они философы и несчастны, потому что пьют столько водки?— Это трудный вопрос, Люси. Так вот сразу на него не ответишь.— Да, Дэниэл, это один из тысячи трудных вопросов.— Люси, — проговорил он уже серьезно, — а вот еще один трудный вопрос: почему мне никогда не попадались нормальные женщины?— Не знаю, Дэниэл. А почему мне ни разу не попадались нормальные мужчины?— Не знаю, Люси. Неужели я всегда буду один?— Кто знает, Дэниэл. А я неужели всегда буду одна?— Как знать, Люси.Мы помолчали, улыбаясь друг другу, соединившись на миг в этой горьковато-сладостной меланхолии. Мы ею просто наслаждались, мы млели и даже не заметили, как нам принесли еду.— Но, Дэн, главное, что мы остаемся людьми. Мы ощущаем боль, мы страдаем. Жизнь есть боль. Мы еще выпьем водки?— Какого цвета?— Синего, я думаю.Дэниэл качнулся на стуле и попытался схватить официанта за полу.— Дама желает повторить, — крикнул он, размахивая рюмкой. — Еще две… нет, не ей одной две… а может, и ей одной. Ты хочешь, Люси?— То же самое, сэр? — спросил Григорий. По крайней мере, мне показалось, что это был Григорий. Я меланхолически улыбнулась ему, и он тепло улыбнулся мне в ответ.— Точно то же самое, — кивнул Дэниэл. — Только две стопки. Нет, лучше пусть будет четыре. И еще… ах, да, — крикнул он вдогонку официанту, — они должны быть синими. Да, так о чем мы? — с нежной улыбкой обернулся он ко мне.Я была так рада, что пришла, Дэниэл так мне нравился!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159