Вид у нее был измученный. — Что ты поделывала вчера вечером?— Ничего, — рассеянно ответила я. — А что у нас в квартире за парная? Кто в ванной? И что там можно делать столько времени?— Там Шарлотта. Шпарит себя горячим душем, трет посудной мочалкой, решила, наверно, содрать кожу до крови. Все никак от греха не отмоется.Меня захлестнула мощная волна сострадания.— Боже мой, бедная Шарлотта. Значит, она-переспала с тем пятнистым?— А ты его разве видела? Когда же ты успела?Разволновавшись, Карен попыталась сесть, но потом передумала.— Я наткнулась на него в кухне в полшестого утра.— Правда урод? Но Шарлотта смотрела на него сквозь пивную бутылку, ну, не пивную, если совсем честно, а сквозь бутылку текилы, и потому решила, что он просто кинозвезда.— Оптический обман?— Похоже, что так.Шарлотта — жизнерадостная, хорошо воспитанная девушка из приличной семьи в маленьком городке недалеко от Брэдфорда. В Лондоне она всего год и до сих пор пребывает в болезненном процессе поиска себя и своего места в жизни. То ли она все та же веселая, нахальная, но вполне благопристойная простушка из Йоркшира, которая заливается румянцем по пустякам и смешно округляет глазки при разговоре с посторонними, то ли роковая обольстительница-блондинка, каковой она становится, когда выпьет лишнего? Странное дело: когда Шарлотта начинает строить из себя соблазнительницу, волосы у нее действительно светлеют на пару тонов, а грудь как будто увеличивается минимум на один размер.Бедняжке очень, очень трудно примирить столь противоположные стороны своей натуры. Когда она превращается в грудастую соблазнительницу, то потом несколько дней изводит себя попреками, и ее постоянными спутниками надолго становятся чувство вины, самоуничижение, презрение и ненависть к себе, страх наказания, отвращение к своему непристойному поведению.За то время, что я с ней знакома, она слишком часто принимала горячие ванны.Большая грудь и светлые волосы для Шарлотты просто несчастье, к тому же она несколько полновата, что тоже порождает массу предрассудков. Для людей вроде Шарлотты блондинка — бранное слово. Но я все равно очень ее люблю, она замечательный человек и полностью устраивает меня как соседка.— Но хватит о ней. Ты о себе расскажи, — воодушевилась Карен. — Всю эту безумную историю о том, как ты собралась замуж. И поподробней, пожалуйста.— Ни за что! Не хочу об этом говорить.— Вот всегда ты так, Люси! Ну я прошу тебя!— Ладно, только пообещай не смеяться надо мной и не жалеть меня.Итак, я поведала Карен все, начиная с нашего визита к миссис Нолан с ее предсказаниями, о том, как Меридия получила семь с половиной фунтов, а Меган рассекла губу, а Хетти сбежала с братом Дика, и как Меган с Меридией разболтали всем, что я выхожу замуж.Карен потрясенно слушала.— Боже мой, — выдохнула она, — какой ужас! Ты огорчена?— Есть немного, — неохотно согласилась я.— Убить мало вашу Меридию! Ты ей этого так не оставляй. Но я поверить не могу, что Меган тоже в этом участвовала. Она всегда производила впечатление нормальной.— Знаю.— Наверно, это какая-то массовая истерия, — предположила Карен.— Интересно, о какой еще истерии, кроме массовой, может идти речь, если за дело берется женщина с такой массой, как Меридия, — заметила я.Карен засмеялась, но тут же согнулась пополам в приступе судорожного кашля.В комнату вошла Шарлотта в бесформенном вязаном платье длиной почти до щиколоток, явно призванного играть роль власяницы.— Ох, Люси! — воскликнула она, расплакалась и бросилась ко мне.Я обняла ее как могла крепко, что довольно затруднительно, потому что Шарлотта выше меня сантиметров на двадцать.— Мне так стыдно, — всхлипывала она. — Я себя ненавижу! Лучше б я умерла.— Тише-тише, — успокаивала ее я. — Скоро тебе полегчает. Не забывай, вчера вечером ты много пила, а алкоголь провоцирует депрессию. Естественно, что ты чувствуешь себя подавленной.— Правда? — спросила она, с надеждой глядя на меня.— Честное слово.— Люси, ты такая хорошая. Ты всегда знаешь, что нужно мне сказать, когда я несчастна.Разумеется, знаю. У меня такой богатый собственный опыт, что грех было бы не поделиться знаниями, приобретенными кровью и потом.— Никогда больше не буду пить, — пообещала Шарлотта с воодушевлением.Я ничего не сказала.— Люси, я вела себя ужасно, — каялась Шарлотта. — Я сняла блузку и танцевала в лифчике.— В одном лифчике? — строго спросила я.— Да.— Без трусов?— Ты с ума сошла, конечно, в трусах. И в юбке.— Значит, все не так плохо, а?— Нет, Люси, очень плохо. Подбодри меня, пожалуйста. Расскажи что-нибудь. Расскажи мне… погоди, дай подумать… расскажи, помнишь, как тебя бросил парень, потому что он влюбился в другого парня.У меня екнуло сердце.Но винить, кроме себя, некого. Я тщательно культивирую свою репутацию комической рассказчицы — по крайней мере, среди близких друзей — и с юмором повествую о собственных житейских трагедиях. Уже когда-то давно мне пришло в голову, что есть только один способ избежать превращения в трагический, достойный жалости персонаж — искриться остроумием и всех смешить. Особенно если шутить над собственными несчастьями и мелкими неудачами.С тех пор надо мною никто не смеется, потому что я их всех опережаю.Но сейчас я была на это не способна.— Нет, Шарлотта, я не могу…— Да брось ты!— Нет.— Ну пожалуйста! Только не забудь рассказать о том, как он заставил тебя коротко подстричься, а потом все равно бросил.— Гм… Ладно, черт с тобой. Слушай.И я как можно остроумней и веселей поведала Шарлотте историю одного из многих моих унизительных поражений в любви. Пусть прочувствует, что, как бы ни ужасна была ее жизнь, хуже моей все равно не придумаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159