«О ком это они толкуют?» — заинтересовалась я, готовая присоединиться к моральному уничтожению этой персоны, кем бы она ни оказалась.
— Да, — согласилась Анна. — Вчера, например, когда мы смотрели телевизор, она швырнула вазу, которую я сделала тебе в подарок на Рождество. И все потому, что Шейла поцеловала Скотта и сказала, что любит его.
— Разве? — с возмущением спросила мама.
Я с ужасом поняла, что говорят они обо мне. Наверняка — потому что именно я вчера шарахнула этой ужасной вазой о дверь.
Я тихонько остановилась у дверей и стала слушать дальше. Уж если быть плохой, то до конца.
— Поверить не могу! — сказала явно потрясенная мама. — А что ответил ей Скотт?
— Ой, мама, неужели ты не можешь забыть о сериале хоть на пять минут? — воскликнула Хелен, причем с такой интонацией, будто вот-вот заплачет от огорчения. — Мы же серьезно говорим! Клэр ведет себя как чудовище. Как будто бес какой-то в нее вселился.
— Ты в самом деле так думаешь? — возбужденно поинтересовалась Анна, наверняка готовая заглянуть в свою записную книжку и сообщить им телефон хорошего колдуна, умеющего изгонять духов.
— Послушайте, девочки, — мягко сказала мама, — ей нелегко пришлось.
«Да, черт побери, нелегко!» — согласилась я молча, замерев за дверью.
— Так посочувствуйте ей. Потерпите немного. Вы и представить себе не можете, как ужасно она себя чувствует.
«Да уж, наверняка не можете», — снова согласилась я.
«Прекрасно, — подумала я, — пусть попереживают».
— Она вчера разбила твою пепельницу, — пробормотала Хелен.
— Что она разбила? — резко переспросила мама.
— Твою пепельницу, — подтвердила Анна.
«Ах ты, подпевала!» — подумала я.
— Ну, это уж чересчур, — решительно сказала мама. — На сей раз она зашла слишком далеко.
— Ха! — ликующе воскликнула Хелен, явно обращаясь к Анне. — Говорила ведь я тебе, что мама ненавидит эту дерьмовую вазу, которую ты для нее сделала! Я знала, что она только делает вид, будто ваза ей нравится. Иначе почему ей безразлично, что Клэр расколотила ее о дверь, а пепельницу жалко?
«Пора уходить», — решила я и тихонько поднялась по лестнице, потрясенная всем услышанным.
Стыд и позор.
Позднее, когда я лежала в постели и пила сидр, пришел отец. Я ждала его появления. Так всегда было, когда я плохо вела себя в детстве: мама обнаруживала мой проступок и пускала в ход тяжелую артиллерию — посылала отца.
Он тихонько постучал, а потом робко просунул голову в комнату. Можно было не сомневаться, матушка стояла сзади, на лестничной площадке, и шипела:
— Войди и отругай ее! Припугни ее! Меня она не слушает. А тебя она боится.
— Привет, Клэр, — сказал он. — Можно войти?
— Садись, папа, — предложила я, указывая на постель и быстро пряча бутылку крепкого сидра в шкафчик.
— Привет, моя любимая внучка, — обратился он к Кейт.
Ответа я не расслышала.
— Ну? — начал он, стараясь выглядеть веселым.
— Ну, — сухо согласилась я, не собираясь облегчать ему жизнь.
Меня переполняли смешанные чувства. Смесь стыда, унижения, смущения, обиды на то. что со мной обращались как с ребенком, и осознания того, что мне следует перестать весги себя как эгоистичная стерва.
Папа тяжело сел на постель, раздавив пустую банку из-под пива, валявшуюся на покрывале.
Он вытащил ее из-под себя и протянул мне.
— Что это? — печально спросил он.
«А на что это похоже?» — хотелось мне спросить, как будто я снова стала пятнадцатилетней.
— Банка из-под пива, папа, — пробормотала я.
— Только представь, как переживает твоя мама! — начал он, сразу беря быка за рога. — Ты валяешься целый день в постели и в одиночестве пьешь пиво.
«Это еще пустяки», — в тревоге подумала я, искренне надеясь, что он не заглянет под кровать, где валялись две пустые водочные бутылки.
Меня охватили стыд и паника. Я не могла дождаться, когда он уйдет. Бедняга не знал и половины моих прегрешений. Мне надо поскорее избавиться от пустых бутылок, пока он не займется в пятницу уборкой. Тогда он обязательно на них наткнется.
С другой стороны, может, и нет. Папа не отличался большой тщательностью при уборке. Ничего не двигал, даже стулья, не говоря уж о том, чтобы пылесосить под кроватью. Честно говоря, он даже пыль с книг не вытирал. Он придерживался следующего принципа: чего глаз не видит, о том сердце не печалится.
Так что пустые бутылки могли спокойно валяться под кроватью десятилетиями и так и остаться незамеченными. Тем не менее я решила, что все равно выброшу их.
Мне было стыдно за себя и свое эгоистичное и безответственное поведение.
— Ты ведешь себя эгоистично и безответственно, — сказал папа.
— Я знаю, — промямлила я.
Мне было тошно or стыда.
И, главное, какой пример я показывала Кейт?
— И какой пример ты показываешь Кейт? — спросил он.
— Дерьмовый, — пробормотала я.
«Бедная девочка! — подумала я. — Мало ей того, что отец ее бросил…»
— Бедная девочка! — сказал он. — Мало ей того, что отец ее бросил…
Мне искренне хотелось, чтобы это мысленное эхо наконец смолкло.
— В выпивке никогда не удается утопить печаль, — вздохнул отец. — Можно только научиться плавать.
Чертовски верная мысль! На этом можно было бы закончить, но я прекрасно знала, что это только первая строка, начало первого параграфа отцовской лекции о вреде алкоголя. Я так часто ее слышала, когда была подростком, что могла повторить практически слово в слово.
«Я сама себя обворовываю», — подумала я.
— Ты сама себя обворовываешь, — печально сказал отец.
«И видит бог, я не хочу кончить так, как тетя Джулия!»
— И видит бог, ты не хочешь закончить так, как тетя Джулия, — печально добавил отец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119