Я никогда не заподозрил бы возможность близости между вами и таинственной личностью, долго подпольно вооружавшей против нас повстанцев. Но мне случайно попался на глаза рапорт нашей контрразведки в Италии… Занимательный роман, не правда ли?.. Так как я не имею от вас секретов, я покажу вам часть рапорта, касающуюся вас… Не правда ли, забавно, что вас увековечили в архивах «War Office»!… Посмотрите…
Генерал прикрыл бумагами верхнюю и нижнюю часть рапорта, и леди Диана прочла следующие строки:
«Что касается деятельности этого итальянца, по-видимому, тесно связанного с доктором Гермусом и Шерим-Пашой, то следует отметить его тайную связь с великосветской английской дамой. Если наши сведения верны, эта дама не кто иная, как вдова лорда Уайнхема, бывшего посла его величества в Санкт-Петербурге…»
— Вот видите, — проговорил генерал, — вы понимаете, как поучителен был для меня этот параграф? С этого времени я знал, что вы приехали в Египет в надежде тайно сообщаться с одним из самых яростных наших врагов. Отсюда я заключил, что, если за вами следить, вы поможете нам открыть преступника. Я должен сознаться, что во время моего отсутствия начальник второго отдела совершил глупость: отправил вас в Александрию под явным надзором полиции. Поставленный в известность об этом, я, по моем прибытии, написал вам извинительное письмо и приказал снять явный надзор.
Генерал Варрен коротко засмеялся, закурил другую папиросу и продолжал:
— Я заменил его, конечно, тайной слежкой, порученной опытным специалистам и прошедшей незаметно для вас. Самое важное было ввести вас в заблуждение и заставить сделать какую-нибудь неосторожность. И вы совершили эту неосторожность, отправившись в Луксор к Абдель-Хади. Это был лучший способ дать моим подчиненным понять, что разыскиваемая личность скрывается там. Дальше не стоит рассказывать; вы были очевидцем событий. Ваш «друг» и его сообщник были арестованы и привезены в главную квартиру под хорошим конвоем… И занавес опустился на этом восхитительном последнем акте моей маленькой комедии.
Леди Диана молча слушала повествование генерала, с любопытством наблюдавшего за ней. В его взгляде было удовлетворение самца, довольного возможностью безжалостно терзать жертву, попавшую в его руки. Скрестив свои длинные ноги в желтых крагах, он лукаво прибавил:
— В общем, рапорт из Италии был близок к истине; этот Анджело Ручини, безусловно, ваш любовник.
— Совершенно верно.
— Я не позволю себе, друг мой, ни читать вам лекцию о патриотизме, ни подчеркивать шокирующий элемент этого открытия в глазах генерала, находящегося на службе Великобритании. Вы, английская аристократка, женщина, носящая имя, уважаемое на нашей родине, избрали объектом вашей любви венецианского синьора, заклятого врага вашей родины! Согласитесь, что это несколько далеко идущее бравирование общественным мнением.
— Декреты моего сердца выше ваших законов, Варрен!
— Я это знаю и потому не позволю себе читать вам нотаций… В качестве вашего старого друга, я простил вам это сообщничество и посоветовал военному прокурору закрыть глаза на выбор ваших любовников. К сожалению, военный суд был менее снисходителен к вашему прекрасному кондотьеру…
Леди Диана содрогнулась и повторила:
— Военный суд уже был?..
— О, да, в походах суды очень быстры, в особенности, когда дело касается столь ясного дела, как преступление графа Ручини… Военная контрабанда, тяжкая измена, крушение поезда… Двести жертв на совести, не считая довольно смело убитого машиниста. Что же нужно еще, чтобы быть приговоренным, судите сами?
— Ручини… уже… приговорен?..
— Вчера… Военно-полевой суд приговорил его к смертной казни.
Леди Диана закрыла глаза. Кровь прилила к вискам, и тысячи блестящих точек закружились перед глазами, пальцы с отчаянием вцепились в ручки плетеного кресла. Неожиданно ей показалось что кто-то еще, кроме них, находится в палатке. Или порыв ветерка всколыхнул ткань, перегораживающую помещение?
— Преступник будет казнен на заре, — продолжал Варрен. — Впрочем, — прибавил он с предательским соболезнованием, — главнокомандующий мог бы приостановить казнь, если бы я внушил ему это. Подача кассационной жалобы помогла бы выиграть несколько дней, а в несколько дней осужденный мог бы бежать при некоторой ловкости. Народная мудрость говорит:
«Пока жив…». Но все это утопия. Зачем захотели бы вы, чтобы я добровольно приостановил исполнение по уже решенному делу?
Последние слова генерала удивили леди Диану; ей послышалась в них надежда, и, собрав все мужество, она спросила:
— Скажите? Вы могли бы подписать это помилование, ведь настоящее начальство — это вы.
У Варрена вырвался неопределенный жест, и с мягкостью прелата, совершенно неожиданной для него, он ответил:
— В принципе я не отрицаю. Но многое, очень многое, зависит от вас…
Леди Диана, возмущенная, вскочила:
— Конечно… типичный шантаж, отвратительный торг. Вам бы хотелось видеть меня в ваших объятиях, как жалкое, пойманное животное. Все ваши притязания сводятся к этому.
— Не скромничайте, Диана, жалкое животное, как вы, — это королевское угощение для такого гурмана, как я. К тому же вы поняли меня с полуслова, я не собираюсь настаивать. Для моего мужского самолюбия будет бесконечно приятно сломить ваше упорное сопротивление. В продолжение моей карьеры я испытал много острых ощущений, но до сих пор еще не испытывал наслаждения обладать женщиной, которая отдается для спасения жизни дорогого ей существа. Мне приходилось читать о такого рода самопожертвовании, но что значит литература в сравнении с действительностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53