Она еще маленькая, не понимает всей сложности ситуации. Хотя, помню, в свои два года она уже была с характером. Бывало, привезу игрушку, спрашиваю спустя четверть часа, кто купил ей Братца Кролика? Отвечает: папа... А кто подарил плюшевого медвежонка? Папа... Все папа да папа.
– Она к нему очень привязана. Это и понятно, Генри в ней души не чает.
Маргарет пододвинула к себе пепельницу и закурила.
– Генри нужно отдать должное, он человек надежный! – сказала Лавиния. – Великодушный, порядочный... Есть в нем рациональное зерно...
Миссис Холдер любила вставлять в разговор фразы, совершенно к делу не относящиеся.
– Брось, мама, мы не на элеваторе! – раздраженно перебила Маргарет. – Эрвин считает, что Генри, в известной мере, жлоб.
– А мне кажется, он добрый.
– Жестокость не может быть доброй, а Генри жестокий.
– Ах, детка! Быть жестоким – самое плевое дело: для этого надо просто не любить.
– Тут ты права. Он меня никогда не любил. И потом, я давно поняла: если его кто-нибудь раздражает, значит, этот человек обладает достоинствами. По-моему, он всегда завидовал моему таланту.
Лавиния неплохо относилась к зятю и старалась избегать обсуждения черт его характера. Поэтому она переключилась на другое.
– А что та женщина?
Маргарет пожала плечами.
– Умненькая, нахватанная...
– Талантов, стало быть, у нее никаких...
– По-моему, никаких. Правда, она, как и Генри, домовитая. Знаешь, я пришла к выводу, что эта его секретарша весьма напоминает покойную миссис Рассел.
– Вот видишь! Я всегда говорила, что каждый мужчина хранит в душе образ матери и старается найти спутницу жизни, похожую на нее.
– Может быть, может быть... А я человек, как говорится, не однодомный, я человек коммуникабельный. Дай Бог им счастья. Кажется, Генри нашел ту, которая ему под стать. Тихая заводь, и все такое.
– Маргарет, дорогая, я, как тебе известно, не поклонница страстных романов и скоропалительных браков...
– Тогда объясни, каким образом ты выскочила замуж за отца в девятнадцать лет? – оборвала ее Маргарет.
– Окрутил... Но давай об этом не будем. Твой отец – бабник, каких поискать, гуляка и кутила. Семья для него ничего не значила. А ведь Генри семьянин. Разве не так?
– Так! Но если, как ты любишь повторять, жизнь в браке это совместное творчество, то Генри только себя считает творцом, всех же остальных – ремесленниками, а я, как оказалось, этого не переношу.
– А я, что ни говори, за поздние браки. У них есть свои преимущества: не хватит сил и времени на развод, который укорачивает жизнь.
– А искусство на что? Это сильнодействующий исцелитель...
– Кстати, Тони просил замолвить за него словечко. Собираются ставить его новую пьесу, и он хочет, чтобы ты была оформителем.
– Ну вот, видишь!
– Маргарет, извини, что я вмешиваюсь, но как ты собираешься строить семейную жизнь с Эрвином? Он постоянно в разъездах, ты с головой в своих проектах. Это же немыслимо, я имею в виду перегрузки...
Маргарет усмехнулась.
– Он утверждает, что мы с ним по характеру – стрижи...
– То есть? – не поняла Лавиния.
– Стриж не взлетает, если ветер дует в хвост, только если в грудь.
– Сильно сказано, даже очень!
– И еще он любит повторять, что тайна всех человеческих несчастий в том, что у людей слишком много досуга для того, чтобы предаваться размышлениям, счастливы они или нет.
– Целиком и полностью согласна! И даже Черчилль, помнится, говаривал, что он слишком занят, чтобы иметь время для беспокойства. Знаешь, с другой стороны, даже неплохо, что твой Эрвин постоянно в разъездах. Ведь самые любимые женщины те, кого возлюбленные видят редко. Великий Байрон, между прочим, сказал: «Неужели вы думаете, что если бы Лаура была женой Петрарки, он стал бы писать всю жизнь сонеты?». Хорошо, правда?
– Хорошо, но я на пределе. Извини, пойду отдохну! Вечером поговорим.
– Подожди, сейчас подадут твое любимое какао. – Лавиния нажала кнопку звонка.
– Ей-богу, это смешно, но я обожаю какао, – усмехнулась Маргарет. – Наверное, потому что оно всякий раз возвращает меня в детство. А ведь сейчас его редко кто пьет.
– Все дело в том, как приготовить! – Лавиния никогда не отказывала себе в удовольствии блеснуть умением вести хозяйство. – Никак нельзя допустить, чтобы молоко закипало, а то будет пенка.
Когда Маргарет проснулась в своей спальне – небольшой, но премилой комнате – на кровати под цветастым розово-зеленым балдахином, солнце било прямо в глаза. За окном легкий ветерок чуть шевелил ветви деревьев, сквозь узорчатую листву просеивался золотистый свет.
– Что ж, пора закругляться! – произнесла она вслух. – У нас с тобой, мой милый Генри, климат был не тот.
Маргарет считала, что любовь – как погода на море. Только что был шторм, и вот уже штиль.
– У нас была страсть – явление кратковременное...
Она задумалась. Верно говорят, что чем дальше уходит дорога жизни, тем с большим удивлением двое, идущие рядом, вспоминают начало пути. Бывают, конечно, исключения, но общего закона они не опровергают.

12

Генри не позвонил в четверг, как обещал, не позвонил и в пятницу. Целых два дня Шейла убеждала себя, что иного и не ожидала. Генри, конечно, очень занят, и Одри, безусловно, требует внимания, но ведь он, черт бы его побрал, обещал!
Шейла терялась в догадках.
Может, что-то случилось за время ее отсутствия? Неужели Маргарет надумала забрать Одри с собой? Не исключено... Как-никак она мать! Но если, судя по словам Генри, она примчалась в Лондон из далекой Новой Зеландии на крыльях ревности, тогда вполне допустимо бурное объяснение между супругами, закончившееся примирением. Резонно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37