Но ведь Лауренсья упоминала именно о городе за «бунгало» ее деда...А в рассказе мсье Ордегри действовало именно кочевое, пусть даже по-своему утонченное племя, но никак не горожане! Я плохо представляю быт «античной» Америки, но, если рассуждать логично, там наверняка был не вождь, а какой-нибудь «мэр» или «губернатор», если не царь с министрами и советниками, и не единственный шаман, а достаточное количество жрецов в храмах. Потому-то Игнасио и заговорил о жрецах.Скорее всего в памяти семьи нашего радушного хозяина причудливо перемешались события разных эпох. Вполне вероятно, что население целого города действительно страдало от какой-то болезни, завезенной белыми: дизентерии или холеры, раз уж так хорошо помогала спиртовая «дезинфекция». Если действительно существовал некий аптекарь с перегонным кубом.Но реальнее, что город действительно вымер, здания и храмы постепенно поглощала буйная растительность. Потом в это место пришло какое-то дикое полуголое племя с вождем и шаманом, которых и потрясли способности кошки, если, конечно, кошка путешествовала с хозяевами, а не сама по себе.Очень может быть, что вождь индейцев действительно был единственным, кто знал о некоем храме, дворце или просто об обычном доме, например о жилище ювелира, уцелевшем от древнего города, который в глазах кочевых и более первобытных людей казался чем-то сверхъестественным и сакральным.Я потянулась к висевшей на стуле юбке. История историей, а моя физиология настойчиво заявляла о своих правах. Я постеснялась сказать об этом после ужина, чтобы Лауренсья снова не устроила сенсацию со всеобщим волнением и провожатыми.Не расстегивая пуговиц, я через голову натягивала юбку и вдруг почувствовала в ее кармане что-то твердое. Подарок Мареги! Как же я забыла о нем?Перед сном я задула лампу, но и лунного света оказалось вполне достаточно, чтобы разглядеть колечко в виде хорошенькой змейки. Очень мило и трогательно, спасибо, Алекс, подумала я, примерив кольцо, хотя лучше пока не носить его, чтобы завтра у Игнасио не возникло лишних вопросов. Я вложила змейку обратно в крошечный футлярчик, решив оставить подарок Алекса здесь, чтобы случайно не потерять по дороге, тихонько вышла из комнаты и чуть не вскрикнула от неожиданности.Возле моей двери на полу стояла лампа, слабо освещая привалившегося могучей спиной к стене спящего Педро. Только бы не разбудить, подумала я, торопливо направляясь к лестнице. Старые деревянные ступени заскрипели. Гостиную заливал лунный свет. Мсье Ордегри сладко всхрапывал. Я осторожно открыла дверь на улицу.— Я здесь, сеньорита, — басовито прошептал Педро за моей спиной. — Я провожу.— Педро, пожалуйста, не надо. Правда. Мне неудобно. Ты выгуливаешь меня, как собаку.— Я должен охранять сеньориту.Он был неумолим. Я вздохнула, представив, как мы сейчас поплетемся вдоль дома, завернем за угол, потом начнутся всякие постройки, службы, сараи, и в тени одного из них это жуткое сооружение... Я же все равно не смогу войти в него, придется моститься рядом, практически на глазах у Педро.— Педро, давай не пойдем так далеко, ты постоишь тут, а я... Ну... в общем, в кусты!Не дожидаясь ответа «телохранителя», я, досадуя на несовершенство человеческого организма, побежала в пальмовую рощицу, которая росла за домом.Луна светила бестактно ярко, я была как на ладони. Я забралась уже в самую чащу — похоже, рощица плавно переходила в лес. То злобно, то интимно перекликались ночные голоса, кто-то из обитателей джунглей иногда подвывал, кто-то пощелкивал, взвизгивал и посвистывал. Ладно, будем считать, что здесь достаточно уединенно.А потом среди ночных звуков мне послышался неповторимый смех Лауренсьи. Или не смех, а плач с надрывными вскриками? Я невольно направилась в ту сторону, разгребая заросли руками, и вдруг в паре метров от себя в траве увидела голую спину Лауренсьи, которая то сгибалась, то разгибалась, и взлетавшую в такт гриву ее волос. По гибкой спине метались полосатые тени стрельчатых листьев, в лунном свете делая ее похожей на зебру. Вместе с этими тенями по спине Лауренсьи активно перемещались мужские руки. Я замерла, затаив дыхание, намереваясь как можно скорее и незаметнее убраться отсюда, но Лауренсья, откинувшись назад, произнесла:— Ты самый классный! Я сразу поняла! Ты, ты, только ты! Я даже глазам не поверила, когда увидела тебя снова!Мужчина что-то ответил, но я не расслышала, потому что в эту минуту пронзительно заверещали птицы. А его лицо скрывала от меня спина и волосы Лауренсьи. Мари, как тебе не стыдно? — отругала я себя за любопытство. Уходи сейчас же! Но Лауренсья заерзала и, восторженно охая, заговорила снова:— Еще! Еще! Кроличек мой! Как мы классно провели эту дуру и ее хмыря! Ха, даже дед ничего не заметил!Выходит, дура — это я? А кто же мой «хмырь»? Но что должен был заметить дед? И почему именно «кроличек»? В этот момент «кроличек» опять что-то произнес, но мерзкая птица словно ждала, чтобы заорать обязательно вместе с ним!— Да ладно, кроличек! У-у-у! Класс! Не ревнуй! Ты же сам велел Биллу приглядывать за мной!Мужчина хлопнул ее по ягодицам и что-то сказал, но опять, естественно, одновременно с птицей! Однако я и так больше не сомневалась, что с Лауренсьей был тот, кого Гарри представил ей в качестве охранника: она увидела его снова и провела «дуру»... Марега! Нет, он же подарил мне кольцо. Вряд ли для отвода глаз. И парни, по-моему, все-таки подчиняются Игна-сио, а не Мареге, хотя Педро странно называет своего хозяина маленьким доном Рикардо... Неужели это Игнасио?! «Кроличек» несчастный! А если действительно Марега?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46