Куда бы он ни посмотрел, Конан видел украшения в виде вырезанных
человеческих черепов. Они были установлены на перемычках дверей. Они
свисали на золотых цепочках с желто-коричневых шей горожан, чьим
единственным одеянием кроме этого, и у мужчин, и у женщин, были только
короткие юбочки. Черепа были приклепаны спереди к бронзовым шлемам стражи
у ворот, черепа были на шишках их щитов.
Отряд следовал своим путем по широким, тщательно распланированным
улицам этого фантастического города. Полунагие мерувийцы уступали им
дорогу, бросая мимолетные нелюбопытные взгляды на двух закованных в сталь
пленников и конные носилки с принцессой. Среди толп горожан с обнаженной
грудью двигались, словно кровавые тени, бритоголовые жрецы, закутанные от
шеи до пят в объемистые одеяния из полупрозрачной красной ткани.
Окруженный рощами деревьев, усыпанных алыми, синими и золотыми
цветами, возвышался каменной громадой дворец бога-короля. Он представлял
собой единственный спиральный конус, покоящийся на приземистом круглом
основании. Сделанная из красного камня круглая стена башни закручивалась
вверх спиралью, как коническая морская раковина. На каждом камне
спирального парапета было вырезано подобие человеческого черепа. Дворец
был похож на гигантскую башню, сложенную из мертвых голов. Зосара с трудом
подавила дрожь ужаса при виде этого зловещего украшения, и даже Конан
скорчил угрюмую гримасу, выпятив подбородок.
Они вошли внутрь сквозь еще одни ворота-череп и проследовали через
огромные комнаты с толстыми каменными стенами в тронный зал бога-короля.
Азуэри, грязные с дороги, остались позади. Каждого из троих пленников
взяли за руки по двое стражников в позолоте, вооруженных украшенными
алебардами, и подвели к трону.
Трон, который находился на возвышении из черного мрамора, был сделан
из цельного невероятных размеров куска бледного нефрита, покрытого резьбой
в виде цепочек черепов, фантастически сплетенных и перевитых между собой.
На этом зеленовато-белом кресле смерти восседал полубожественный монарх,
чьей волей пленники были призваны в этот неведомый мир.
Несмотря на всю серьезность их положения, Конан не смог подавить
ухмылку. Ибо римпоуч Джалунг Тонгпа был очень низкорослым и толстым
человеком, коротенькие ножки которого едва доставали до пола. Его огромное
брюхо было перетянуто парчовым кушаком, сверкающим самоцветами. На его
голых руках, с которых свисала жирная плоть, была надета дюжина золотых
браслетов, а кольца с драгоценными камнями блестели и сверкали на его
толстых пальцах.
Лысая голова, которая венчала это бесформенное тело, была чрезвычайно
уродлива - с обвисшими щеками, слюнявыми толстыми губами и искрошившимися
пожелтевшими зубами. На голове короля был остроконечный шлем или корона из
чистого золота, сверкающая рубинами. Ее вес, казалось, пригибал к земле ее
владельца.
Присмотревшись внимательнее к богу-королю, Конан увидел, что Джалунг
Тонгпа крайне уродлив. Разные половины его лица были неодинаковы. Плоть на
одной половине отстала от костей и вяло свисала, затянутый пленкой глаз
таращился слепо, тогда как второй сверкал злобным умом.
Зрячий глаз римпоуча был сейчас устремлен на Зосару, не обращая
внимания на двух гигантских воинов. Рядом с троном стоял высокий худой
мужчина в алом одеянии мерувийского жреца. Из-под бритого лба холодные
зеленые глаза глядели на все с ледяным презрением. Бог-король обернулся к
нему и заговорил высоким визгливым голосом. Из тех нескольких мерувийских
слов, которым Конан научился от азуэри, он сложил в уме достаточно, чтобы
понять, что высокий жрец - главный королевский колдун, Великий Шаман
Танзонг Тенгри.
Из обрывков последовавшего разговора Конан смог предположить, что при
помощи своей магии шаман увидел отряд, эскортирующий принцессу Зосару к ее
куйгарскому жениху, и показал принцессу богу-королю. Преисполнившись
обычного человеческого вожделения к гибкой туранской девушке, Джалунг
Тонгпа направил отряд своих всадников-азуэри схватить ее и доставить в его
сераль.
Это было все, что Конан хотел узнать. Семь дней, с тех пор, как его
взяли в плен, его толкали, кололи пикой и скверно с ним обращались. Он
истоптал все ноги, и его терпение было на пределе.
Два стражника по обе стороны от него стояли лицом к трону,
почтительно опустив глаза и обратив все внимание на римпоуча, который мог
в любой миг отдать приказание. Конан осторожно поднял цепи, которыми были
скованы его запястья. Они были чересчур прочными, чтобы он мог порвать их;
он пытался это сделать в первые дни плена и потерпел неудачу.
Он потихоньку сомкнул запястья, так что цепь образовала слабину
длиной в фут. Затем, развернувшись, он взмахнул руками над головой левого
стражника. Цепь взвилась кнутом, хлестнула стражника по лицу и отбросила
его назад. Из его сломанного носа хлестала кровь.
В ответ на стремительное движение рук Конана второй стражник
повернулся и занял боевую позицию с алебардой в руках. Конан захватил
навершие алебарды цепью и выхватил оружие из рук стражника.
Удар цепью отбросил еще одного стражника назад. Тот покатился по
полу, держась за разбитый окровавленный рот и выплевывая зубы. Ноги Конана
были скованы так, что он не мог сделать большой шаг. Но он подпрыгнул с
сомкнутыми ногами, как лягушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12