— спросил он голосом резким, как крик ястреба в небе.— Мы приплыли из-за моря и идем в город Паому, — неторопливо ответил Ганелон.Тяжелый взгляд вонзился в него со злобой и насмешкой. Ветер свистел в стонущей траве, вечернее небо стало серым. Лоб и руки бронзового гиганта покрылись испариной. Но он твердо стоял на ногах, опираясь на огромный ятаган.— Ах, Паома! Да, да… Вам идти еще несколько дней, захихикал старый атаман так, словно ответ Ганелона позабавил его. Ганелон хранил молчание с суровым безразличным видом. Старик оглядел его с ног до головы.— Что ты за человек, если ты человек вообще? Никогда прежде я не встречал кого-либо, рожденного женщиной, такого роста и с такими волосами, как у тебя…— Я не рожден женщиной, — ответил Ганелон низким голосом. — Боги Времен создали меня и заранее определили мою судьбу.Лохматый голубой пони что-то заприметил в высокой траве, и несколько минут старый предводитель был занят тем, что успокаивал животное. Затем он снова поднял желтые глаза на Ганелона; в них читалась непонятная тревога.— Боги, ты сказал? Ах, да. Здесь, на диких равнинах Омбомы, мы мало знаем о Богах. Дьяволы и демоны… всегда и в избытке… тени смерти и чудовища, крадущиеся из Изначальной Тьмы, вот кого мы почитаем. Молва говорит, я слышал, что Богов почитают любовью. Но мы, народ Фаоф Глунда, знаем только одно — страх сильнее любви. Каков же твой удел, высокий человек с серебряными волосами?Лицо Ганелона оставалось замкнутым, отстраненным и невозмутимым.— Я сражаюсь с Падающей Луной, она — мой враг, — сурово ответил Среброкудрый.Повисло долгое молчание. Напряжение и страх так и чувствовались в этом молчании. Затем атаман сказал:— Никто не может сражаться с Луной. Она висит над нами, как гигантский камень, подвешенный на нитке. Только демоны или, возможно, Боги могут воевать с Падающей Луной— Может быть и так, — безразличным голосом ответил Ганелон. — Но такова моя Судьба. Я хочу добраться до Пиомы. Ни у меня, ни у людей, идущих со мной, нет никаких поводов для ссоры с Фаоф Глундом. Мы всего лишь идем через эти земли в далекую страну, где я должен остаться, чтобы сразиться с Луной.Старый атаман долго и внимательно рассматривал Ганелона. Потом, непонятно почему, откинул назад голову и дико расхохотался долгим, безумным, звенящим смехом, в котором звучала насмешка, жестокость и холодная веселость Отвратительный смех усилился и эхом загромыхал в рядах поджарых, темнокожих, молчаливых людей Фаоф Глувда. Старый атаман повернул голубого пони в сторону и резко махнул костлявой коричневой рукой.— Тогда проходи, проходи, странный чужеземец! Продолжай свои безумные поиски, проходи! У Фаоф Глунда нет поводов для ссоры с тобой! Вперед, к сражениям к победе над Луной!Раскаты холодного безумного смеха сопровождали Ганелона пока он возвращался к тому месту, где оставил пилигримов. Лицо Святейшего Хоприга было белым и мокрым от пота. Даже 3елобион выглядел бледным и испуганным, и могущественные слоги какой-то ужасной Вокабулы уже готовы были сорваться с его губ, окаймленных зелеными бакенбардами.— Пошли! Хоприг, скажите своим людям, чтобы они не смотрели ни вправо, ни влево и не обращали никакого внимания на этих дикарей, когда мы будем проходить мимо них. А теперь вперед!Всю вторую половину дня до самого заката они устало продирались сквозь заросли шелестящей желтой травы. Людей Фаоф Глунда не было ни слышно, ни видно. Казалось, что темнокожие сильные люди растворились в безмолвии этих мест, в сухой траве, в пустом равнодушном небе, растаяв в воздухе, подобно миражу или сну.К вечеру шестого дня они остановились, чтобы разбить лагерь. Пройдя пешком больше ста миль по заросшим травой пустошам, они приближались к границам Омбомы. До Торгового Города Пиомы осталось всего несколько дней пути.Теперь путники двигались быстрее и меньше жаловались. Ноющие, усталые мышцы стали гибкими и крепкими. Болезненные волдыри на ногах подсохли и заживали. И с каждым шагом они приближались к безопасным местам.Наконец Зелобион поджег кучу сухой травы и пилигримы начали жарить фазанов, которых подбили камнями во время дневного перехода. Святейший Хоприг подошел к Ганелону. Милостивая улыбка играла на его узких губах. В одной руке он нес керамическую чашу.— Скоро мы расстанемся и каждый пойдет своим путем, — настоятель, с трудом пытаясь придать своему резкому скрипучему голосу оттенок мягкости и дружелюбия. Таков наш обычай — распить чашу вина и воды, прежде чем проститься навсегда.И он предложил Ганелону чашу, которую тот с неохотой принял. В следующее мгновение Среброкудрый поймал быстрый взгляд старого мага и едва заметно кивнул. Он успел поделиться с Зелобионом и содержанием записки Арзилы о ненадежности Хоприга, и собственными подозрениями.Исполин, подобно породистому коню втянув большими ноздрями воздух, понюхал вино. Его мягкий букет казался совершенно безвредным, но все же Ганелон колебался. Он не мог придумать причины, по которой Хоприг хотел бы его отравить. Но решил не оставлять ему никаких шансов. Поэтому, выплеснув вино на землю и прополоскав чашу, вновь наполнил ее водой из своей фляги.— Я дал обет не прикасаться к вину, поэтому ты должен простить меня, — пояснил он. — Но я тем не менее пью эту чашу воды за счастливое завершение твоего путешествия!Гигант осушил чашу и вернул ее назад Хопригу, который стоял, словно бы ожидая чего-то. Подошедший Зелобион успел поймать юного гиганта за руку, когда он пошатнулся и начал падать. Душераздирающий вопль вырвался из груди Арзилы, стоявшей среди окруживших ее пилигримов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48