– Стефани указала на похожую дверь, на которой виднелась такая же надпись. Рядом с ней находилась компьютерная консоль и три ряда встроенных видеомониторов, которые сейчас были выключены.
– Процедурные комнаты.
Стефани с вожделением смотрела на дверь. Многое бы она отдала за возможность проникнуть туда, внутрь!
– Насколько я понимаю, чтобы войти туда, тоже нужно специальное разрешение доктора?
Эдуардо засмеялся.
– Как ты догадалась?
Он взял ее за руку и мягко повернул в сторону двери, через которую они пришли сюда.
– По-моему, мы уже достаточно налюбовались этой больницей. Пора тебе увидеть то, чем я увлекаюсь.
Стефани взглянула на Эдуардо. Ей это кажется? Или он действительно стремится избежать дальнейших расспросов, ненавязчиво пытаясь перевести разговор на другие, менее щепетильные темы?
Несколько дверей, лестничный пролет, и…
– Вот мы и пришли!
Стефани огляделась. Они находились в круглой прихожей примерно шесть футов в диаметре. На овальной, похожей на люк двери была надпись: «Курить категорически запрещается». Пол и потолок были сделаны из металлопластика.
– За этой дверью, – Эдуардо похлопал по люку ладонью, – моя страсть и гордость. – Он обвел рукой стены из нержавеющей стали. – Эта камера – воздушный изолятор. Он сделан для того, чтобы влажный воздух не повредил моей коллекции.
Он набрал код цифрового замка. Через некоторое время дверь за ними захлопнулась, и Стефани услышала щелчок, за которым последовало шипение. Затем спрятанные вверху вентиляторы начали нагнетать холодный, а механизм, расположенный под полом, вытягивал застоявшийся воздух. Внезапный перепад температуры заставил ее поежиться.
Примерно через минуту механизмы отключились. Неожиданно наступившая тишина казалась почти оглушающей. Потом опять раздалось шипение, и люк перед ними медленно отъехал в сторону.
– Теперь мы можем войти, – сказал Эдуардо, помогая ей вступить в темноту комнаты.
В помещении стоял смешанный запах бензина, масла, резины, лака и полироли.
Эдуардо щелкнул выключателями, и замигали люминесцентные лампы.
У Стефани перехватило дыхание. Ничего подобного в своей жизни она еще не встречала. Это было красноречивое свидетельство всемогущества денег. Что это? Морской гараж? Музей? И то и другое?
На черном резиновом подиуме сверкали лаком машины. Но что это были за машины! Их нельзя было назвать экзотическими или старинными. Это была изысканная коллекция самых редких автомобилей, когда-либо созданных человеком. Каждый был уникален Эдуардо обнял ее и, прежде чем она поняла, что происходит, прижал к себе. Закинув голову назад, она не отрываясь смотрела ему в глаза: медленно наклонившись к ней, он поцеловал ее. Это было похоже на удар тока. Она чувствовала, как обжигают ее его бедра; она чувствовала волну, поднимавшуюся откуда-то изнутри, захлестывающую сознание.
«Мы с ним едва знакомы!» Но это не имело значения Ее тело требовало уступить ему. Она хотела – ей необходимо было! – чувствовать его губы на шее, груди…
С почти нечеловеческим усилием она оттолкнула его от себя и, шатаясь, отступила на шаг назад. Она едва могла дышать, лицо горело. Кровь неслась по телу яростными толчками.
Стефани быстро отвернулась. Она чувствовала себя преданной, преданной своим же собственным телом, которое страстно желало его ласк.
Как же она хотела его! Но она не могла себе этого позволить. Это было бы неправильно – отдаться ему Кто она? Подделка, фальшивка. Не существует такой женщины – Моники Уилльямс. Если она сейчас допустит эту близость, им обоим будет потом очень больно, они будут страдать от этого нагромождения лжи, сотворенного ею.
– Почему? – мягко спросил он. – Тебе не нравится? Или ты боишься меня?
Он хотел взять ее за руку, но Стефани быстро сделала еще шаг назад. Ну как она могла объяснить, что хотела его, желала его – но что сюда она пришла для другого: следить, шпионить и, может быть, даже уничтожать?
– У тебя кто-то есть? – спросил встревоженно Эдуардо.
Он подошел к ней и повернул лицом к себе. Она тихонько вскрикнула, когда он, поднеся ее руку к своим губам, поцеловал кончики пальцев.
– Не надо! – прошептала Стефани.
– Моника!
Стефани дрожала.
– Эдуардо, пожалуйста.
– Но почему?
Его глаза проникали в нее, глубже, глубже, туда, в самую душу.
– Я не настолько наивен, чтобы не понимать, что у такой женщины, как ты, не может не быть кого-то, какого-то очень счастливого мужчины, с которым она делит свою жизнь. Я с уважением отношусь к этому, Моника, поверь.
Она глубоко вздохнула. «Боже мой! Ну почему он не может просто замолчать?»
– Я знаю, – продолжал Эдуардо, – мы только что познакомились… но ты же видишь, неужели нет? Единственное, чего я прошу, – дать нам обоим шанс.
Колени ее подгибались, она почувствовала, что ей не хватает воздуха.
– Неужели я прошу слишком многого?
– Н-нет, просто… – Она нахмурилась в поисках подходящего оправдания.
Ее спас шум, доносившийся откуда-то снаружи: это был оглушающий звук заведенного двигателя. Она посмотрела вокруг – на дверь, компьютерные консоли, видеомониторы, как будто грохот мог исходить оттуда.
– Это всего-навсего вертолет.
– Ровно двенадцать часов, – пробормотала Стефани.
– Да. А откуда ты знаешь?
– Да просто желудок подсказывает, – быстро нашлась она. – У меня всегда в животе начинает бурчать ровно в двенадцать. Можно часы проверять.
«Черт! Какая же я дура! Если я не буду вести себя осторожней, он догадается, что я наблюдала за яхтой и знаю расписание вертолета».
– Ну если твой желудок говорит, что пора поесть, то кто мы такие, чтобы противоречить ему?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164