Из труб заструился дым. Затем муэдзин взобрался по ступеням на минарет крошечной каменной мечети и призвал правоверных на утреннюю молитву. Эхо монотонно разнесло его распевную речь. Все, включая часовых, оставили свои дела, почистились – как требует ритуал – и повернулись на юго-восток в сторону Мекки. Затем опустились на колени и вознесли молитву. В Аль-Найяфе все было спокойно. Все было хорошо.
Двенадцать бойцов из Эйн Шмона дважды перепроверили свое оружие. Дэни выглянул из-за скалы, готовясь произвести первый выстрел – сигнал для атаки, которая начнется спустя двадцать секунд. Мойше Караван, чья позиция была ближе всех к домам, перелил бензин из канистры в бутылку, заткнул горлышко смоченной в бензине тряпкой и держал наготове спички. Завидев Наймуддина, Шмария почувствовал, как волна вины и тревоги пробежала по нему, и склонил голову в безмолвной молитве. Он был рад, что Дэни решил дождаться окончания утренней молитвы. Семьи тех, кому будет суждено погибнуть, смогут, по крайней мере, утешить себя тем, что их возлюбленные попали в рай.
Молитва кончилась, и обитатели Аль-Найяфа вернулись к своим повседневным делам, пребывая в счастливом неведении в отношении готовящегося нападения. Трое часовых, собравшись вместе, курили и болтали, повесив на плечи винтовки, не зная, что представляют собой удобную мишень.
– Они помолились, – сквозь зубы сказал сам себе Дэни. – Сейчас посмотрим, готовы ли они умереть. – Он выстрелил в воздух, чтобы предупредить женщин и детей о необходимости спрятаться, затем сосчитал до двадцати. Крики ужаса сотрясли тишину, матери хватали своих детей и в панике разбегались, мужчины метнулись в дома за оружием. Захваченные врасплох, трое часовых открыли наугад пальбу, по-прежнему продолжая безрассудно стоять тесной группой. В одно мгновение они были убиты наповал. Дэни удовлетворенно кивнул сам себе. Все шло именно так, как он задумал: убитые часовые послужат отмщением за убитых в Эйн Шмона; оставалось поджечь один дом и ранить четверых.
Он прикрыл Мойше в то время, как его друг стремительно рванул вперед, держа в руках горящую бутылку. Мойше взял на заметку дом, куда не вбежали ни одна женщина и ни один ребенок, и, домчавшись до него, швырнул бутылку внутрь. Взрыв последовал мгновенно. Оранжевый огненный шар выбил дверь, и дом превратился в кромешный ад.
Прикрывая Мойше, Дэни простреливал пространство вокруг с целью ранить, но не убить. Крики и вопли женщин и детей были криками ужаса, а не боли, в этом Дэни был уверен. Он дал своим людям совершенно четкие указания: не стрелять в женщин и детей.
К этому времени мужчины Аль-Найяфа успели схватиться за оружие и открыть ответный огонь: вспышки выстрелов возникали то тут, то там. Мойше вскрикнул, когда пуля настигла его, но рана оказалась царапиной, и он, пригнувшись, бросился в безопасное место.
В доме, принадлежащем миролюбивому Наймуддину и его жене Йехан, оружия не было, и поэтому они не открывали ответный огонь. При звуке первого выстрела Наймуддин потянул жену вниз на пол и велел не подниматься. Лицо его было искажено тревогой, в голосе звучала ярость.
– Это Абдулла навлек на нас беду! – бушевал он, затем поспешил из дома, чтобы попытаться остановить безумие. Несколько мгновений спустя шальная пуля, раздробив ему плечо, заставила его пошатнуться и тяжело рухнуть на землю. Заслышав, как он вскрикнул от боли, Йехан позабыла о его приказе и, выбежав из дома, оттащила мужа в безопасное место. Увидев, что задеты лишь мягкие ткани, она возблагодарила Бога и немедленно поставила на огонь воду.
Абдулла был в ярости. Он предвкушал ответное нападение, прекрасно понимая, что смерть невинных – лучшее средство разжечь ненависть. Поскольку он никогда не расставался с оружием, атака евреев не застала его врасплох: нырнув за низкую стену, он первым открыл ответный огонь. Абдулла предупреждал часовых, что им следует быть настороже, но они подвели его. Увидев, как они упали, он проклял их: они заслужили смерть, проявив небрежность. И он очень надеялся на то, что они отправились прямиком в ад.
Но ответный налет шел не так, как надеялся Абдулла. Евреи оказались осмотрительными стрелками. Насколько он мог видеть, не пострадала ни одна женщина и ни один ребенок. Он снова выругался. Стрельба уже стихала.
И в этот момент на глаза ему попалась малышка Иффат, его единокровная племянница. Она сидела прямо перед ним, съежившись за каменной стеной в каких-то двадцати пяти футах от него. Он воровато оглянулся. Его никто не видел; все остальные либо спрятались, либо были заняты стрельбой. Она будет достойной жертвой, необходимой для того, чтобы развязать траур по погибшим и довести ненависть к евреям до высшей точки, когда ее ничто уже не сможет сдержать.
Он прицелился и нажал на курок. Затем опустил винтовку, и довольная улыбка расплылась по его лицу. В ее смерти обвинят евреев.
Дэни вел учет; в тот момент, как он насчитал три смертельных выстрела, четыре ранения и сгоревший дом, он подал своим людям сигнал к отступлению. Двое ухватили под мышки Мойше и потащили его за собой. Они ушли так же внезапно, как появились. Налет продолжался менее двух минут.
Шмария не сделал ни одного выстрела.
Как только мужчины вернулись с ответного набега, Дэни прямиком отправился в лазарет.
– Ее состояние стабилизировалось, – сказал ему доктор Саперштейн.
– Можно ее увидеть?
– Хотя это и противоречит здравому смыслу, я дам вам пять минут. – Доктор предостерегающе поднял палец. – Ни минутой больше. Я не хочу, чтобы она утомлялась.
– Сейчас даже пять минут – это подарок судьбы, – сказал Дэни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138