» – Да, – уже медленнее повторила она хрипловатым голосом.
– Я рад, что это решено. Я отправлю весточку в Тель-Авив, чтобы ваша подруга не волновалась. В понедельник кто-нибудь заберет остальные ваши вещи и привезет сюда вашу подругу.
Тамара изумленно посмотрела на него.
– Кажется, вы все давно продумали.
– Хотелось бы верить, что это так. – Он плотоядно улыбнулся. – Понимаете, мне нравится находиться в вашем обществе. Вы не похожи ни на одну из знакомых мне женщин.
Неожиданно для себя она почувствовала укол ревности. Он был так поразительно красив. И такой необычайно мужественный. У него, должно быть, было много женщин.
Казалось, Дэни прочел ее мысли и, потянувшись через стол, взял ее за руки.
– Значит, решено, да?
Она тупо кивнула.
– Отлично. Я надеюсь, вам здесь понравится. – Он одарил ее своей кривоватой улыбкой, которая накануне не сходила с его лица, но ни разу не появилась сегодня во время обхода. – Понимаете, для меня очень важно, чтобы вы остались.
– Интересно, почему?
Он наклонился ближе, по-прежнему не сводя с нее глаз.
– Потому что я не хочу никуда уезжать. Мне здесь нравится.
– А зачем вам уезжать?
– Потому что я собираюсь жениться на вас.
Но прошло больше года, прежде чем они поженились. Тамаре сначала хотелось удостовериться, что она действительно любит Дэни и может быть счастливой, живя в общине. А пока она жила в доме отца, чтобы не переезжать в общежитие для одиноких женщин, что могло бы, решили они с Дэни, несколько омрачить ее представление о жизни в общине. Это решение оказалось благоприятным для нее, поскольку Шмария большую часть времени отсутствовал и обычно дом был в полном ее распоряжении.
– Если бы мы были женаты, мы могли бы иметь свой собственный дом, – сказал Дэни во время одного из своих ежедневных визитов.
– Я знаю, – ответила она, – но я еще не готова к этому.
– Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю. Но я не хочу, чтобы наш брак распался, если вдруг окажется, что здешняя жизнь сводит меня с ума. Это место – твоя жизнь, Дэни. Здесь твоя душа. Мы оба знаем, что ни в одном другом месте ты не был бы счастлив. Поэтому, пожалуйста, не торопи меня. Мне просто надо еще немного времени.
– Если только это единственная причина, – засомневался он.
– Это единственная причина, – уверила его Тамара.
И это была чистая правда. Она просто еще не чувствовала себя готовой к тому, чтобы поспешно окунуться в замужество. Голос голливудской сирены так и не зазвучал в ее сердце. Для нее в профессии киноактрисы не было ничего романтического. Это был тяжелый труд. По Лос-Анджелесу она тоже не скучала. Здесь, вдали от шума и суеты городской жизни, она могла наслаждаться покоем и уединением. За ней не ходили толпами визжащие и протягивающие растопыренные пальцы поклонники, никто не совал ей в лицо книжечки для автографов. А кроме того, здесь ничто не напоминало о прошлом. Каждый, кто приезжал в Эйн Шмона, оставлял за ее пределами свое прошлое и начинал новую жизнь. По крайней мере, в настоящий момент ей правилась удаленность от остального мира, и она чувствовала, что ее дом находится здесь. «А почему нет?» – часто спрашивала себя Тамара. Эту суровую землю избрал ее отец, и она не сомневалась в том, что, если бы стало возможным проследить ее родословную на две или три тысячи лет, она снова очутилась бы на этой же самой не знающей снисхождения земле, избранной ее предками – Моисеем, Эсфирью и царем Давидом. Хотя она не смогла бы этого объяснить, она чувствовала, что то, что она находится здесь, правильно. Казалось, библейское прошлое ожило для нее.
Впервые в жизни Тамара ощущала свою принадлежность к еврейскому народу, и ей это нравилось.
Здесь было ее прошлое, и она надеялась, что ее будущее тоже здесь.
А пока дел было предостаточно. Ей не хотелось быть обузой, поэтому Тамара настояла на том, чтобы исполнять свой долг, работая в поле. Недовольная своей полной невежественностью в отношении иудаизма, она искренне вознамерилась узнать все о своей религии. Она читала книги, ходила в синагогу и задавала бесчисленное количество вопросов. Три вечера в неделю были отданы изучению иврита. Полгода спустя она настолько овладела им, что могла вести в школе уроки английского и литературы.
Все было для нее новым, необычным и восхитительным. Она полюбила священный день отдыха с торжественным ритуалом зажигания субботних свечей, традиционной пищей и историями из Ветхого Завета, которые были намного увлекательнее всех сценариев, когда-либо вышедших из-под пера голливудских сценаристов. Но больше всего ей нравились праздники. Именно тогда она в полной мере ощущала, как стирается грань между прошлым и настоящим и многие столетия сливаются в одно.
Разумеется, не обходилось и без переживаний. Инга ненавидела жизнь в поселке. Прожив в нем три месяца, она поняла, что больше оставаться тут не может. Она ненавидела постоянную жару, отсутствие времен года и нестихающий ветер. Она жаловалась на отсутствие самых обычных предметов, которые всю жизнь считала само собой разумеющимися, и на те требования, которые предъявляла к ней жизнь в общине. Будучи католичкой, она постоянно чувствовала себя чужой. «Здесь приятно погостить, – повторяла она, – но не думаю, что смогу остаться здесь навсегда».
Однажды, вернувшись с работы в поле, Тамара застала Ингу за сбором чемоданов. С минуту она в ужасе молча смотрела на нее.
– Инга! Что ты делаешь?
Инга не подняла головы.
– А как ты сама думаешь, что я делаю? Собираю вещи.
– Но ведь ты не уезжаешь! Прошу тебя, останься еще хоть на какое-то время…
Инга уложила в чемодан последнюю стопку аккуратно сложенных блузок и решительно закрыла одной рукой крышку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138