Хочет ли он от нее чего-нибудь, кроме утоления физической страсти? Он знал, что Сирина ждет от него известия о том, что он предложил Вере развод. Он сам ей это пообещал. Он и себя убедил в том, что хочет именно этого. Однако сейчас он еще меньше в чем-либо уверен, чем раньше. Да, он испытывает все то же мощное влечение к Сирине, и в то же время ему нужна Вера. Он… да, он любит ее. В спальню вошел Манни, бесшумно ступая по ковру в своих туфлях от Лобба, сделанных на заказ.
— Ну что, ты готов, старина? Миша с удивлением взглянул на него:
— Я — да. А ты?
— Саша заканчивает все приготовления. У нас еще уйма времени. Мы ведь улетаем только послезавтра.
— Не ожидал увидеть тебя сегодня.
— Я звонил. Вера сказала, что ты заканчиваешь упаковывать вещи. Поэтому я решил зайти поговорить с тобой, если ты ничего не имеешь против.
— Да нет.
Миша удивленно смотрел на Манни. Что за экстренность? Почему он не мог просто позвонить?
— Вот и прекрасно, старичок. Вот и прекрасно.
Миша поднялся, прошел в кабинет с книжными стеллажами по стенам. Подошел в столику с напитками.
— Что будешь пить?
— На два пальца виски. И две капли воды. Миша налил. Подал ему. Налил немного виски и себе, положил кубик льда.
— За Японию! — поднял стакан Манни. Миша ответил без особого энтузиазма:
— За Японию.
Некоторое время они молча пили.
— Что у тебя на уме, Манни? — наконец спросил Миша. Манни смущенно заерзал в кресле.
— Видишь ли… я хотел еще раз поговорить о поездке в Россию.
Мишино лицо застыло. Глаза вспыхнули яростью. Похоже, любое упоминание о России затрагивает в нем какой-то нерв, вибрирующий привычной ненавистью к той стране, где он родился.
— Я знаю, тебя эта тема раздражает, — поспешно начал Манни, опасаясь, что Миша его прервет и потребует прекратить разговор, — но тут есть нечто такое, что я просто обязан с тобой обсудить. — Голос его звучал непривычно серьезно. — Пожалуйста, Миша, выслушай меня. Очень тебя прошу. Просто выслушай, прежде чем меня прогнать.
Он смотрел умоляюще, что также не вязалось с Манни Цигель-маном. Миша нехотя кивнул.
Манни сделал глоток виски и начал свою хорошо подготовленную и отрепетированную речь:
— Твои компакт-диски прекрасно расходятся. Концерты зарезервированы надолго вперед. Так было с самого начала… Но как долго это будет продолжаться? Кто может это предсказать? Весь фундамент может неожиданно рухнуть. Продажа компакт-дисков может прекратиться, так же как и концерты. Это все вещи непредсказуемые.
Миша пристально смотрел на него.
— Почему это моя карьера может внезапно полететь вниз, если я играю так же хорошо, как и раньше? Что, люди вдруг перестанут ходить на мои концерты? Или перестанут покупать мои диски? Почему, Манни? В том, что ты говоришь, я не вижу никакого смысла. Вы С Сашей просто хватаетесь за соломинку, пытаясь склонить меня к гастролям в России.
Миша откинулся на спинку кресла. Расслабился. Сделал глоток виски, ожидая ответа. Интересно, как он вывернется? Его агент такой изобретательный. Шарики и винтики в этой голове не устают вертеться, изобретая все новые и новые махинации.
Манни откашлялся.
— Ты прав. Настоящие любители классической музыки и твои истинные почитатели, конечно, не перестанут ходить на твои концерты и покупать твои диски. Во всяком случае, не сразу. Но — и это очень большое «но» — может появиться какой-нибудь новый талант, и многие из твоих поклонников переметнутся на кого-то нового, молодого, свежего. Или просто не такого, как ты. Надо смотреть правде в глаза, Миша: ты уже не вундеркинд. Этот период твоей жизни закончился, а с ним и часть твоего очарования, независимо от того, как ты играешь.
Манни остановился. Сделал еще глоток. Остается надеяться, что он не оскорбил Мишу и в то же время заставил его задуматься.
Миша переваривал услышанное. В словах Манни, конечно, есть доля правды. Особенно если артист слишком уж на виду, даже редкостно талантливый. Существует тонкая грань между тем, чтобы достаточно показываться публике и в то же время не надоесть. Эту грань очень сложно уловить, если вообще возможно. Знал он и то, что многие из его поклонников переменчивы и непостоянны, их симпатии зависят от моды, высказываний критиков, индустрии звукозаписи. Такие — а их немало — забудут о нем в один момент, как только в музыкальном мире появится новое чудо.
И тем не менее эти проблемы не слишком его волновали. По крайней мере сейчас. Он знал, что все еще очень популярен, и не сомневался в собственных возможностях. Никогда еще он не играл лучше, чем сейчас. И в конце концов, существует определенный контингент истинных любителей музыки, которые не покинут его, пока он играет так же хорошо, как сейчас. Они не пляшут под дудочку модных веяний. Им нужно настоящее искусство. Что же касается дальнейшего… подумаем об этом, когда придет время.
— Есть прекрасный способ справиться с этим положением, — заспешил Манни, — пока оно не превратилось в серьезную проблему. Российские гастроли могут подстегнуть твою популярность. Вот послушай. Я уже говорил тебе, что это можно будет представить как жест великодушия с твоей стороны. Ты только вообрази — возвращение на родину впервые с самого детства! Возвращение к собственным корням, ставшее возможным после падения коммунистического режима. Я уже вижу газетные заголовки: «Михаил Левин наконец простил Россию за зло, причиненное ему и его родителям». — Манни на секунду замолчал, ожидая реакции. Ее не последовало, и он лихорадочно продолжил свою речь: — Такой жест неизбежно привлечет всеобщее внимание. Международное. Ты только представь себе, что будет в прессе!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104