Большинство из них были привлечены к суду, нескольким удалось еще раньше покончить с собой. Вначале газеты пестрели разоблачениями их преступлений, постепенно количество публикаций сократилось, потом печаталось всего по нескольку громких историй в год, и, наконец, все стихло. Люди устали.
Год шел за годом, и к нему постепенно вернулся сон. Что ни говори, а топор, обрушившийся на головы других, его миновал, и тому были основательные причины. Не в пример другим, он хорошо замел свои следы, по крайней мере, не выставлял себя напоказ ни во время войны, ни после. Даже сейчас едва ли кто-нибудь видел его или слышал о нем, и никто не задавал ему вопросов о его уединении, никто не связывал это его уединение со «зверствами». Все, что люди могли слышать и знать, было связано с его компанией «Фон Айдерфельд индустри». Миллионер-затворник никогда не вызывает подозрений.
После получения этого загадочного документа он день и ночь ломал себе голову над тем, кто мог избежать заранее спланированной им экзекуции, кто мог так долго держать в тайне этот дискредитирующий его документ. Кто эта загадочная мадам Ковальская и почему она прислала его? Она могла бы пойти в полицию или обратиться к израильским властям. Неужели женщина намерена его шантажировать?
Он закрыл свое бескровное лицо столь же белыми руками. А как все шло! Он весьма преуспел, взобрался на невообразимые высоты богатства и власти. Через его очистительные сооружения проходило ежегодно семь миллионов баррелей необработанной нефти. Миллионы тонн стали отливались на его заводах. Принадлежащие ему угольные шахты и рудники неуклонно разрастались. Каждые пятнадцать месяцев его судостроительные заводы в Киле выпускали семь новых танкеров. А сейчас все это под угрозой, все, что он построил, рухнет как карточный домик, стоит только мадам Ковальской набрать побольше воздуха в легкие и как следует дунуть.
Он нажал на белую кнопку в углублении стола. Панельная стена перед ним бесшумно раздвинулась, открыв большой телевизионный экран. Минуту спустя на экране появилась кабина лифта с посетителями. Он безошибочно определил, что мужчина был немцем: очень уж характерные очертания губ, стрижка, выражение лица и покрой одежды. Рядом с ним стояла молодая красивая и модно одетая женщина. Он никогда прежде не встречал ее, а если и встречал, то, скорее всего она тогда была ребенком. Судя по всему, сейчас ей слегка за двадцать.
Ребенок. Он в ужасе застыл, проклиная себя за глупость. Женщина на голубом экране, казалось, смеялась над ним. Разозлившись, он нажал на красную кнопку. Экран погас, и панель бесшумно встала на место.
Пришлось покопаться в памяти. Он промахнулся только однажды: когда отпустил тех двух французских ребятишек. Следовало бы убить их.
Теперь он знал, кто эта женщина.
Элен сразу же заметила в лифте телевизионную камеру; через несколько мгновений у нее возникло ощущение, что за ними наблюдают. Она смело посмотрела в объектив, нутром чувствуя его взгляд. Фон Айдерфельд ждал их.
Элен провели в зловещую тишину кабинета. Она машинально улыбнулась секретарше, но, как только дверь за ней закрылась, улыбка тотчас исчезла с ее лица. Элен посмотрела на фон Айдерфельда, и взгляды их встретились.
Внутренне содрогнувшись, она только крепче зажала в руке дипломат. Как же он постарел!
Фон Айдерфельд повел своей тощей рукой.
– Присаживайтесь, фрейлейн Жано, – тихо, без всяких эмоций проговорил он.
Элен удивилась: как ему удалось узнать, кто такая мадам Ковальская? Но сейчас не время размышлять над этим, да и вообще это не имеет значения.
– Предпочитаю стоять, – холодно ответила она.
– Как вам будет угодно.
Элен медленно обвела глазами кабинет фон Айдерфельда и только усилием воли сохранила спокойствие, когда взгляд ее наткнулся на кошмарные полотна Макса Эрнста, красноречивые доказательства безумства их владельца.
– Вы создали весьма внушительную империю, – тихо сказала Элен.
– Это совсем не трудно, когда много работаешь, – отозвался он, пожимая плечами.
– Или когда единственная забота – спрятаться подальше от людских глаз, – возразила Элен.
– Что вы от меня хотите? – спросил он. Огонь его глаз, казалось, потух.
Элен поставила дипломат на приставной стол.
– Я тоже начала создавать своего рода империю, – ответила она, вытаскивая из дипломата несколько номеров «Ле Мод». Она протянула ему журналы.
Он бросил на них быстрый взгляд, а затем с озадаченным видом положил на стол.
– К сожалению, мода меня совершенно не интересует. – Он снова сложил руки на столе, ожидая продолжения.
– Заинтересует. Дело в том, что я продаю часть акций моей корпорации. Десять процентов этих акций обойдутся вам в один миллион франков.
Фон Айдерфельд чуть расслабился. Шантаж, иначе это не назовешь.
– Значит, ваша компания испытывает финансовые затруднения?
– Напротив, – рассмеялась она.
– Тогда зачем же вы продаете акции?
Элен молча достала из дипломата толстый конверт и высыпала на стол его содержимое. Мозг его лихорадочно заметался в поисках ответа. Он-то думал, что ей удалось раздобыть только один документ, а оказалось… Отец небесный! Неужели столько улик все еще гуляют по свету? Неудивительно, что они проиграли войну! Безмозглые идиоты в Берлине даже не уничтожили архивы!
Тем не менее, ни один мускул не дрогнул на его лице. Оно оставалось бесстрастным.
– Один миллион франков – незначительная цена за эти документы, – спокойно произнес он.
– Это справедливая рыночная цена, – пояснила Элен.
Его розовые глазки подозрительно прищурились: значит, она собиралась не просто шантажировать его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102