Я открываю сумку и достаю куклу – размером с натурального младенца, гугукающую, сосущую бутылочку и писающую в подгузник куклу, – беру ее на руки и качаю как ребенка. Итак, начинаем наш образовательный курс.
Зоя встает на задние лапы и, упираясь передними в мои ляжки, пытается рассмотреть таинственный предмет, который предположительно лучше, чем мексиканская говядина. Я продолжаю качать куклу и начинаю разговаривать с ней тем самым тонким голоском, который до нынешнего момента предназначался для Зои и только для Зои.
– Привет, Паркер, – говорю я кукле. – Какая ты хорошенькая. Какая у меня славная девочка.
Я расхаживаю по комнате, тискаю куклу и разговариваю с ней. Каждый раз, когда я включаю детско-собачий голос, Зоя начинает вилять хвостом, но тут же останавливается, понимая, что я говорю не с ней. Она подпрыгивает, чтобы привлечь мое внимание, но я ее игнорирую. Бедная собака следует за каждым моим шагом, пытаясь понять, что же я такое делаю и какое это имеет отношение к ней. Наконец она сдается.
– Ладно, – говорит ворчливый голос – Что за фигня здесь происходит?
Я нагибаюсь до ее уровня и подношу младенца прямо к ее лицу:
– Я хочу, чтобы ты была готова к появлению ребенка. Чтобы ты увидела, на что это похоже. Ты теперь будешь старшей сестренкой, а это значит, что теперь ты уже не все время будешь центром внимания.
Зоя мотает головой.
– Ты делаешь большую ошибку, – говорит она. – Слышала я про этих детей. Ничего хорошего. Они все переворачивают вверх дном. Они ломают весь распорядок, а ты знаешь, как я люблю мой распорядок.
– Нет, дорогая, я не делаю ошибки. Жизнь меняется, привыкай. Посмотри лучше сюда.
Несколько секунд она обнюхивает куклу, а потом обращает на меня презрительный взгляд.
– Это кусок пластмассы. – Она с отвращением мотает головой. – Ты все-таки странная.
Она разворачивается и уходит от меня, бормоча по дороге:
– Лучше, чем мексиканская говядина. Ну конечно .
Я закрываю глаза и вздыхаю. Вот и весь образовательный курс. Боюсь, ей эти знания достанутся нелегко, как, впрочем, и всем остальным.
21
Всю неделю я просидела на телефоне, обзванивая колледжи, и, похоже, этот год получается очень удачным. Детки еще не знают (я не имею права им рассказывать), но меня заверили, что возьмут как минимум по одному человеку в Стэнфорд, Йель, Гарвард, Дартмут и Принстон, потом Пенсильванский берет шестерых, Корнелл троих, двоих – Колумбия и двоих – Мичиганский технический. Висконсин берет почти половину класса, Бостонский университет может взять человек девять, а Университет Джорджа Вашингтона обещал принять двенадцать-тринадцать.
В общем, похоже, что в колледж попадут все, и я наконец смогу вздохнуть свободно, потому что по поводу некоторых у меня возникали серьезные сомнения. Особенно по поводу Тик. Всю неделю я была на грани сердечного приступа, потому что и Тринити, и Колумбийский занесли ее в лист ожидания, а мне так и не удалось добиться никакой информации ни от Эда, ни от представителя Калифорнийского университета. Сегодня утром я все-таки достала мужика из Калифорнийского и узнала, что они ее берут. Их, правда, не очень устраивают оценки, но ее папенька когда-то работал с их киношколой, так что они просто не могут отказать дочери «блестящего Стефана Гарднера». Это цитата. Правда, действует только для Лос-Анджелеса, я знаю.
Осталось лишь переговорить с Эдом. Всю неделю мы вели какую-то дурацкую телефонную игру то ли в прятки, то ли в пятнашки, и она меня порядком утомила. Я вся издергалась и совершенно не понимаю, что происходит. Эта зараза Тик в последний момент схватила «В» с минусом по математике и двенадцать-восемьдесят на январских тестах CAT. Лучше, чем было, безусловно, но не совсем то, на что я надеялась. Будь у нее хотя бы тринадцать с чем-нибудь и твердое «В», все прошло бы как по маслу, но сейчас... я даже не знаю. Надо подойти к вопросу творчески.
Я беру телефон и жду не дыша.
– Нью-Йоркский университет, Эд Желлет.
– Привет, Эд, это Лара.
– Ой, ну наконец-то. До тебя дозвониться, как до папы римского. А эту чертову последнюю неделю февраля я просто ненавижу. Нет ничего хуже, чем целый день беседовать с твоими коллегами-консультантами. Они все такие нервные, напряженные. Между нами, девочками, большинству из них не помешало бы почаще трахаться. О присутствующих, разумеется, речь не идет.
Откуда такая уверенность , друг любезный? Кроме чудесного акта примирения после скандала с кредиткой, никаких интимных моментов в наших с Эндрю отношениях не наблюдается уже давно. Я. просто не могу. Не осталось ни одной позиции, в которой я не чувствовала бы себя либо выбросившимся на берег китом, либо жирной свиноматкой, а оральный секс обсуждению не подлежит. Я и глубоко вдохнуть не в состоянии, не хватало мне еще задохнуться от толстого хрена во рту.
– Да ладно тебе, – говорю я. – Когда ты последний раз видел живого школьного консультанта? Эти люди не трахаются. Кроме меня, разумеется, почему я, собственно, тебе и звоню, готовая отдаться за любую информацию, какую смогу из тебя вытянуть. Ну и, конечно, убедить тебя, что мои детки – самые достойные из всех лос-анджелесских деток.
Эд смеется:
– Да, самое честное описание вашей профессии, которое я слышал. Ну, и кто у нас сегодня на повестке дня?
– Не кто иной, как мисс Тик Гарднер, разумеется, а также Марк Купер, мои неизменные фавориты.
– Хорошо. Сейчас я найду их файлы... Тик Гарднер. Знаешь, ничего хорошего. Смотри: в предварительной подаче отказано, новые результаты CAT двенадцать-восемьдесят, оценки за полугодие средненькие. Не знаю, Лара, мне картина кажется не слишком обнадеживающей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106