А я уж как-нибудь переживу.
Впрочем, чтобы не сглазить, вслух я этого не говорю и на вопрос Стейси отвечаю общечеловеческой банальностью:
– Никаких предпочтений, главное, чтобы был здоровый.
– Так и знала, что ты это скажешь. Фу.
Я поворачиваюсь к ней и изображаю недовольство такой реакцией.
– Ну, а про имена ты хотя бы думала? – спрашивает она.
Блин, больной вопрос. Сейчас об этом говорить совсем не хочется. По крайней мере не с ней. Только не с ней. Если я об этом начну говорить, я точно зареву. Надо срочно менять тему.
– Давай поговорим о чем-нибудь недетском, хорошо? Кстати, Тик подает предварительное заявление в Нью-Йоркский, и ее отец собирается делать пожертвование. Ты мне очень помогла, даже не представляешь, как помогла.
Увы, поздно. Она чует свежую кровь, как стервятник.
– Это все здорово, только почему ты от ответа увиливаешь? Не говори мне, что собираешься держать имя в тайне, пока не родится ребенок. Я с тобой больше разговаривать не буду, если ты так сделаешь.
Ясно, что вывернуться мне не удастся. Юридическими делами я не занимаюсь уже пять лет, и мои способности к переговорам не идут ни в какое сравнение со способностями Стейси. Ладно. Ладно.
– Ладно. – Я делаю глубокий вдох. – У меня есть имена, но я не могу их использовать.
Не плакать , Лара. Не плакать.
– Почему не можешь? Я громко выдыхаю:
– Потому что они не подходят. Стейси склоняет голову набок:
– А почему, что за имена-то?
– Ну, если тебе так интересно, Брук и Джейд.
– Так они же оба женские.
– Брук – для мальчика, Джейд – для девочки.
В старших классах у меня был хороший друг по имени Брук, он мне ужасно нравился, и с шестнадцати лет я приберегала это имя для мальчика. Джейд появилась позже. По-моему, в колледже. Я знаю, что оно сейчас в моде, но мне оно всегда нравилось.
Стейси в некотором замешательстве, как я и ожидала:
– Погоди, я что-то не понимаю. Ну, Брук звучит немного голубовато, но в чем проблема?
Все. Отступать некуда.
– Стоун, – говорю я. – У нас фамилия – Стоун. Понятно, в чем проблема?
– Брук Стоун, Джейд Стоун. – Стейси начинает хихикать. – О боже, нет, так нельзя. От этого несет каким-то сраным оптимизмом. Что, других не нашла?
Ну, давай расскажи мне, а то я сама не знала. Брук Стоун звучит просто смешно. Тут двух мнений быть не может. Ему всю жизнь придется выслушивать вопросы типа, есть ли у него коврик для мышки с массажером или подушка с будильником. А Джейд Стоун? Это имя для стриптизерши. Тогда уж на шестнадцатилетие придется дарить пилон.
Поверьте, я провела не одну бессонную ночь, пытаясь разрешить эту проблему. Вспоминала все эти дурацкие городские легенды про мужика по фамилии Половой, который назвал свою дочь Любой. Но я определенно не из тех людей, которые могут устроить такую пакость своему ребенку. У меня все-таки еще совесть есть.
Стейси, кстати, уже никуда не идет, а стоит посреди дорожки, согнувшись пополам от смеха. Я тоже останавливаюсь, скрещиваю руки на груди и переношу вес на одну ногу.
– Если ты сейчас упадешь и покатишься с горы, я оставлю тебя там умирать.
Стейси пытается восстановить дыхание и вытирает слезы:
– Я знаю, знаю, извини. Не обижайся, но это очень смешно.
Я игнорирую извинения и снова двигаюсь по дорожке, но она вскоре догоняет меня:
– Ладно, я все, больше не буду. Давай еще что-нибудь придумаем.
Я стараюсь двигаться как можно быстрее, чтобы она отстала:
– Я не хочу придумывать никаких имен. Сама найду. Стейси с трудом поспевает за мной, слышно, что она совершенно сбилась с дыхания.
– Да перестань, не обижайся. О, послушай, есть одно. Как насчет... как насчет Лайм? Лайм Стоун? Как оно тебе? – Она снова сгибается пополам, а я изо всех сил стараюсь не обращать на нее внимания. – Да я шучу, шучу, подожди, серьезно, есть одно, честное слово. Если будет мальчик, ты могла бы назвать его Фред. – Она крючится и похрюкивает. – А второе имя... второе имя пускай будет, – она так давится смехом, что дыхания на целое предложение не хватает, – пускай будет Флинт.
– Ха, ха, ха, – говорю я. – Как смешно. Теперь мы можем идти?
Она жадно хватает ртом воздух и трясет головой.
– Нет, подожди, вот оно, это лучше всех, обещаю. Как насчет... – ее так корчит от смеха, что она хватается руками за живот и хрюкает, как настоящая свинья, – Розетта! Розетта Стоун, круто?
Очень круто. Сраный оптимизм, говоришь? Комик-труппа из одного актера.
Но это не важно. Все это не важно. Правда заключается в том, что я все равно не смогла бы использовать ни одно из своих имен, даже если бы они подходили к фамилии. По еврейской традиции мы должны назвать ребенка в честь отца Эндрю, то есть Филип. В отличие от большинства людей, которые называют детей в честь себя, или живых родственников, или звезд мыльных опер, евреи должны называть детей в честь мертвецов. Но чтобы не ограничивать следующее поколения именами типа Саул, Сэди, Ирвинг и Филис, большинство людей мошенничают. Большинство людей называют ребенка каким-нибудь именем, которое и отдаленно не напоминает имя покойного, а имя покойного становится вторым именем ребенка. Или, даже еще чаще, ребенок получает второе имя, начинающееся на ту же букву, что и имя мертвого родственника. То есть если бы мы, например, называли ребенка в честь моей бабушки Иды, мы бы точно не назвали девочку Идой. Мы бы нашли ей какое-нибудь красивое имя, а вторым именем было бы что-нибудь на «И», типа Ирена или Илона. А так как всем наплевать на второе имя, уже не важно, нравится оно мне или не нравится, все равно я смогу называть своего ребенка как хочу и при этом говорить, что это в честь бабушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106