я только хочу, чтобы ты попробовала подержать ребенка. Тебе это будет полезно.
– Ни за что, – говорю я ей. – Я туда не вернусь. Психического травматизма на сегодняшний день достаточно.
– Хорошо, – говорит Джули. – Тогда посиди в гостиной, а я пойду посмотрю, может, она даст мне ребенка на какое-то время.
– Как хочешь, – говорю я. Я сделаю все, что она захочет, лишь бы больше не видеть этих жутких сисек.
Мы расходимся в разных направлениях, и я усаживаюсь в гостиной, где уже спасается от жары человек двенадцать, ни одного из которых я раньше не видела. Они оживленно обсуждают, в какой детский сад лучше устраиваться, и чем больше я слушаю, тем меньше мне все это нравится.
–...я записалась в «Бет Шалом» за два года до того, как забеременела, потому что они берут только детей членов общины и следят, чтобы люди не шли в храм просто для того, чтобы попасть в детский сад. Моя подруга записалась, когда сыну было четыре месяца, и их до сих пор не взяли.
– Да-да-да – в «Детской деревне» они советуют подавать заявление еще во время беременности. У них всего четыре вакансии в год, потому что они в первую очередь берут детей, у которых там учатся братья или сестры, к тому же...
– Я слышала, что в Школе Четырнадцатой улицы на собеседовании напрямую спрашивают, какую спонсорскую помощь вы собираетесь оказывать, причем имеется в виду сумма не меньше десяти тысяч сверх платы за обучение. Но, вы знаете, я все равно думаю, что это стоит того, потому что у них большинство детей поступают в хорошие начальные школы...
Я не верю своим ушам. Они говорят о детском саде. Во мне просыпается соревновательный дух, и я начинаю паниковать – я-то этим вопросом даже не начала заниматься. Потом я вспоминаю, что так и не позвонила этой, как ее там, из класса «Мама и я», про которую говорила Джули. Блин. Завтра позвоню.
Приступ паники прерывает прикосновение к плечу. Я поворачиваюсь и вижу Джули, которая как жрица, несущая жертвенное подношение, протягивает мне ребенка Не Такой Как Я. Разговоры мгновенно стихают, и все молча ждут, когда я его возьму.
– Ух ты, – говорю я. – Значит, так надо держать младенца? – Мне почему-то кажется, что вытягивать руки на всю длину – не самый удобный способ.
Джули расплывается гигантской сочувствующей улыбкой на радость всей аудитории.
– Нет, Лара, младенца надо держать не так. Так надо держать младенца, когда ты передаешь его подержать другому. У тебя будет ребенок, так что тебе не помешает кое-чему поучиться.
Вся тусовка детскосадовских маньяков дружно открывает рты и начинает восторженно охать, после чего меня заваливают вопросами про сроки моей беременности и советами про витамины для беременности. Судя по всему, обязательства по сохранению тайны беременности на толпу незнакомых людей тоже не распространяются. Я смотрю на Джули самым убийственным взглядом, на который способна, а она мне в ответ радостно улыбается. Честно говоря, я и не подозревала, что она такая сука. Не уверена, что мне это нравится.
Однако деваться некуда, я протягиваю руки и беру ребенка, а Джули начинает орать на меня, как сержант на плацу:
– Осторожно, головку! Держи под углом! Не поцарапай его своими ногтями!
– Джули, прекрати, – рычу я, – Ты меня нервируешь.
Ребенок извивается, головка болтается в разные стороны, но в итоге мне удается расположить его как надо.
Ну вот. Получилось. Миссия выполнена. По-моему, все вышло неплохо. Я победно оглядываю аудиторию, но они продолжают выжидающе смотреть на меня, и похоже на то, что мне надо сделать что-то еще. Интересно, есть ли особый протокол держания на руках чужого младенца перед аудиторией? Я смотрю на ребенка, у которого изо рта вытекает какая-то пакость. Может, предполагается, что я должна с ним поговорить?
– Привет, – говорю я на октаву выше своего нормального голоса. Какой все-таки противный ребенок. – Какой ты хорошенький. – Он пялится на меня такими же бессмысленными глазами, как и все остальные.
Поулыбавшись ему еще тридцать секунд и ничего не получив в ответ, я совершенно теряю интерес. Все, чего я хочу, – чтобы его у меня забрали, и поскорее. Мне надо попить, мне надо пописать, мне надо найти Эндрю; мне надо сделать много всего, что я не могу сделать с этим гадким слюнявым младенцем на руках. Но, разумеется, я не могу попросить об этом вслух под прицелом дюжины оценивающих взглядов. Я не хочу, чтобы они пришли домой и стали всем рассказывать, какая из меня выйдет ужасная мать, раз я не могу держать на руках ребенка более тридцати секунд. Хватит с них того, что я игнорирую свои беременные обязанности и до сих пор не записалась в детский сад. Я даже не могу себе объяснить, почему меня волнует, что они обо мне скажут, но меня это волнует.
Я улыбаюсь публике, чтобы показать, что я в совершенном восторге от переживаемого опыта, а потом слегка шевелю руками в надежде на какую-нибудь реакцию со стороны ребенка. Ноль внимания.
Меня начинает мучить сомнение: все дети такие или с этим одним что-то не в порядке?
Но тут в голову приходит другая мысль – а может, этот ребенок вовсе не скучный и не противный, а со мной что-то не в порядке? Джули при одном упоминании о детях расплывается как масло по сковородке, а я тут сижу с настоящим живым ребенком и не могу выжать из себя ничего, даже отдаленно напоминающего положительные эмоции. К чертовой матери. Я знала, что не создана для этого. Я знала. Возможно, у некоторых людей полностью отсутствует материнский инстинкт? Я чувствую, что на глаза наворачиваются слезы.
Кажется, я сейчас буду реветь. Опять. Я шепчу Джули, что меня снова подташнивает, и практически кидаю ребенка ей на руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106