«А теперь я хочу остаться одна!» — и он уйдет. И вдруг однажды — в ночь с субботы на воскресенье, читая в постели биографию Альберта Шпеера, — я остро ощутила, что не хочу больше оставаться одна.
Что мое тело страждет по мужским объятиям. Начала перебирать в памяти отставных любовников, выискивая, кого бы вызвать из небытия, — и не нашла никого, кому можно позвонить. Последний раз я занималась сексом восемь месяцев назад. На конференции в Женеве. Он был женат. И тот, что перед ним, тоже был женат. С Аланом мы прожили пять лет, но я выставила его из дому, когда узнала, что он мне изменял — хоть он и клялся, что тот роман давно окончен. Ненавижу, когда меня обманывают , это так унизительно. И вдруг оказалось, что неженатых мужчин вокруг не осталось. Правда, браки у них то и дело распадаются — но только из-за интрижек, по большей части с собственными студентками. И приходится спать с женатыми и, не желая того, унижать и обманывать их жен, потому что ничего другого не остается.
Мои одинокие подруги (не думайте, я не исключение, таких целые толпы) решают эту проблему по-разному. Марша, например, полгода назад, когда мы с ней ужинали в «Николь» под многоугольными зеркалами, в каждом из которых отражалась сотня женщин, одинаково одетых в пастельный кашемир, — так вот, Марша сказала мне:
— Алике, честно говоря, я не понимаю, откуда у тебя предвзятое отношение к платному сексу. Ты смотришь на это так, как смотрели в пятидесятых. Почему? Это просто сделка, обычная платная услуга.
— Ну хорошо, предположим. Но ведь на меня и у платного любовника не встанет. Вряд ли им нравятся старухи — иначе они встречались бы с нами просто так, без денег.
— Ой, боже мой, ну откуда мне знать, как они это делают? Может, какие-то таблетки пьют или упражнения… Наверное, есть у жиголо какие-то профессиональные секреты. В любом случае это не твоя проблема. И вообще, почему ты так зациклилась на традиционном сексе? Есть же всякие способы… Попробуй барашка, очень хорош.
Я попробовала барашка — он и вправду оказался очень хорош.
— Так что ты говоришь?
— Думаю, нам надо учиться у геев. Когда разразилась эпидемия СПИДа, им пришлось как-то выкручиваться. И чего-чего они только не наизобретали! Вот ты никогда не пробовала играть в раба и госпожу? Это сейчас очень модно.
— Марша, — ответила я, — ты удивишься, но в постели я занудна и консервативна до ужаса. Оральный секс еще понимаю, но в остальном — никаких извратов. Меня даже к кровати никто никогда не привязывал.
— Так почему бы не попробовать?
— Нет, спасибо. Понимаешь, Марша, я не хочу нанимать себе платных любовников, не хочу быть ни рабыней, ни госпожой. Мне нужны свободные и равные отношения. Неужели я хочу слишком многого?
— Я смотрю, ты на старости лет в романтизм ударилась, — скорчив гримаску, заметила Марша и помахала официанту, чтобы принес счет.
Нам перестало хватать чего-то. Понятно чего — молодости. Она утекает сквозь пальцы, и ничто в мире не сможет ее заменить. Мне сорок девять. Тридцать лет назад я смотрела на старых теток с ужасом и жалостью, не подозревая, что однажды сама стану такой же.
Наверное, я в самом деле неисправимо романтична. Лежа в постели в квартире Сэма на Альберт-Док, я предаюсь своей любимой сексуальной фантазии. Глядя в потолок, вспоминаю то, что рассказывал сегодня Сэм о постройке дока: как его возводили из камня, кирпича и железа, не используя горючих материалов, как кораблестроители настилали крышу из цельных металлических листов; о том, что кирпичные своды складов поддерживают изнутри полые стальные колонны, раздваивающиеся книзу, словно перевернутые буквы Y, что в стенах дока находится прямоугольный бассейн и вода в нем с каждым приливом прибывает и убывает на полтора дюйма. Я думаю о том, что в 1845 году, когда открылся наш док, во всей Англии не было ему равных, что эта мощная громадина, серым утесом нависшая над морем, стала достойными западными воротами великой империи.
Не знаю, как выглядел Джесс Хартли, построивший этот док; но мне кажется, он вышел из-под того же пресса, что и Изембард Кингдом Брунел. Недавно я увидела его фотографию и буквально влюбилась. Сигара, цилиндр, руки в карманах, одно колено, чуть выдвинутое вперед, наконец, фон фотопортрета — огромная, свернутая кольцами якорная цепь построенного Брунелом корабля под названием «Великий Восток». Все так и дышит неукротимостью, бешеной энергией Викторианской эпохи. Какая небрежная элегантность! Какая сила и гордость в осанке, в повороте головы! Он работал по восемнадцать часов в день: строил мосты, тоннели, корабли, водонапорные башни, локомотивы — настоящие произведения искусства, способные делать по шестьдесят миль в час, — а в свободное время, если верить биографии, найденной мною на полке у Сэма, показывал фокусы, разыгрывал целые представления под музыку своего друга Феликса Мендельсона, в том числе глотал монеты; однажды монета застряла в горле, и он чуть не умер. Он не отдыхал, пока доктор не прописал ему отпуск, а вместо медового месяца отправился на открытие железной дороги Ливерпуль — Манчестер. Ростом он не вышел — всего пять футов четыре дюйма — и под цилиндром прятал обширную лысину; и все же он безумно меня возбуждает. И в Джозефе Шилдсе, ниспровергателе старины, явствую ту же брунеловскую мощь и брунеловский сверкающе-стальной напор.
Мой Иззи. Руки в карманах — вызывающе мужская поза, энергичный излом колена, сигара в сильных губах. Как я хочу ощутить в себе его викторианское орудие! Как хочу, чтобы он взял меня, быстро и грубо, прямо на этих цепях! Ни один массажист, ни один лыжный инструктор, ни один тренер по теннису не разожжет во мне такой огонь, как Иззи;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112