Вот так и смог. Все мы опустились, дружище, и вся надежда — на тебя: быть может, твой проект сможет вновь вознести Ливерпуль на вершину мира.
Живу я в том же доме, что и Ребики. Это мрачноватое здание в районе доков в восьмидесятых было перестроено и поделено на квартиры. Сэм Ребик свою купил, мне мою предоставили в аренду городские власти. Здесь есть все, что нужно: консьерж, подземный гараж и тренажерный зал в соседнем доме. По утрам из окна я вижу, как люди в тренировочных старательно трусят по булыжной мостовой. Потом их сменяют туристы: к этим я приглядываюсь как к потенциальным клиентам. Порой до меня долетают обрывки их разговоров. Вот, пожалуй, и весь круг моего общения — если не считать строителей, с которыми приходится день-деньской ругаться из-за халтурной работы и срыва сроков. На следующей неделе начнутся встречи с художниками и дизайнерами; я уже набросал в блокноте примерное расписание. Много лет назад, только начиная свою работу, я не сомневался, что общаться с людьми искусства — одно удовольствие. И почему меня тогда никто не предупредил, что этот народ поголовно со сдвигами?
Поэтому я обрадовался знакомству с Сэмом Ребиком и охотно принял его предложение. Постепенно до меня начало доходить, кто он такой и какое место занимает в городе; не из его собственных слов, а главным образом из того, что говорили о нем другие. Крупнейшая юридическая контора в Мерсисайде, специализирующаяся по уголовным делам, основана двадцать пять лет назад. Сэм стал знаменитостью в начале восьмидесятых, во время расовых волнений в Токстете, в дни бракосочетания принца Чарльза и принцессы Ди. Судя по всему, первые две ночи выдались жаркие, и полиции изрядно досталось; на третью ночь полицейские начали мстить. Всякое было — дубинки, слезоточивый газ. Направляли на толпу служебные автомобили. Несколько человек погибло. И тогда Сэм заявил в прямом эфире по национальному телевидению, что полицейские объявили войну простым гражданам, что полиция использует незаконные методы. Главным виновником происшедшего он назвал шефа полиции — человека, к этому моменту своей карьеры превратившегося, как рассказывал мне Сэм, в «умного, циничного и глубоко несчастного алкаша». Для черных неожиданная помощь Сэма стала манной небесной — семейство Ребиков в городе знали все, а Ребик-старший, как я понял, считался кем-то вроде местного святого.
Историю о баллистической экспертизе я услышал от самого Сэма, когда мы, пролив семь потов на тренажерах, отдыхали и подкрепляли силы минералкой.
— Во время беспорядков в Токстете, — рассказывал он, — впервые на территории Англии был применен слезоточивый газ. Раньше его использовали за морем, в Северной Ирландии, но здесь у нас такого не было. Однако в ход пошла не та разновидность газа, которая предназначена для разгона толпы, а другая, которая применяется при штурме зданий. Мне удалось достать одну пустую гильзу, я отдал ее на экспертизу, и эксперт сразу сказал, что такими штуковинами бить по толпе нельзя. Так вот, одному местному парню, по кличке Черный Пес Андерсон, такой патрон с газом угодил в живот и взорвался. Парнишка чуть не умер, несколько месяцев провалялся в больнице, а как только вышел, его арестовали за организацию беспорядков и подстрекательство к мятежу. А я в то время, надо тебе сказать, был идеалистом. Мы с Мелани, когда нам было по двадцать с небольшим, чуть было не подались в хиппи. Уехали в Америку и несколько месяцев прожили в коммуне в Сан-Франциско. Потом-то пришлось вернуться — мы так и не получили разрешения на работу. Но к хиппи я надолго сохранил теплые чувства. Когда основал адвокатскую контору, даже своим логотипом сделал лист марихуаны — чтобы хиппари знали, к кому идти за помощью, если их заметут за наркоту.
Так вот, я про слезоточивый газ. Полицейский утверждал, что целился в другую сторону, что, должно быть, патрон ударился о светофор и в Черного Пса попал рикошетом. Тогда я пригласил экспертов из Америки. Раз двадцать или тридцать они проделали то же самое — и каждый раз патрон взрывался, осколки разлетались в разные стороны, а копы из кожи вон лезли, пытаясь объяснить, как все эти осколки в одну и ту же секунду оказались в брюхе у бедняги Андерсона. В первый раз мнения присяжных разошлись, и дело отправили на доследование; ко второму слушанию я уже в баллистике собаку съел и разбил их адвокатов подчистую. Вот так и началась моя блестящая карьера. Теперь хиппари уже не приходят ко мне спросить, что с ними сделают, если поймают за покупкой травки. Потому что знают: попался — обращайся к Сэму Ребику, и ничегошеньки тебе не сделают!
— Ты и сейчас куришь траву?
— Нет. После Токстета понял, что мне лучше не рисковать репутацией. В серьезных делах случайность могла все испортить, тем более что между мной и полицией после Токстета особой любви не было. Теперь-то, конечно, у них руки коротки прищучить меня за травку — но мне уже и не хочется. Отвык. А ты?
— Я почти и не курил. Возможности особой не было: сначала приходилось прятать косяки от родителей, потом — от детей.
Ужин готовила сестра, Алике, — и, надо сказать, получилось у нее что-то невероятное. Я пришел ровно в назначенное время, позвонил в дверь. Открыла Мелани, и, пока она пропускала меня в холл, я успел снова окинуть взглядом ее стройную фигурку. Стариков не было, и мне наконец удалось как следует разглядеть дом. Квартира у Сэма оказалась потрясающая — просторная, на целый этаж, с высокими потолками и окнами, выходящими на залив, а не на улицу, как у меня. Сэм, развалившись на кушетке, смотрел телевизор:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112