Она носила бы длинное белое платье, и они катались бы по Булонскому лесу в открытом автомобиле, поедая гранаты. Кто знает, может быть, он повез бы ее и на Звар. Но ни до Звара, ни даже до Парижа они так и не добрались.
Он вздрогнул, поняв, что огоньки на деревьях вокруг погасли.
Зал опустел. Раш и Аманда, уходившие последними, проявили такт и не стали его беспокоить. Проводив глазами нетвердо державшуюся на ногах Верену, ковылявшую следом за родителями к такси, он взял из ведерка бутылку шампанского «Маммс» и поднес ее к глазам, 1957 год… Дата говорила ему лишь о том, что Кэсси не было в живых уже семь лет.
Он поплелся с бутылкой к скамейке, на которой сидел раньше с Либерти, словно на ней было удобнее предаваться воспоминаниям.
Сначала они перекупили дело Хэма Беркли, потом несколько фабрик пластмассы. Они с Рашем договорились не заводить серьезных отношений с женщинами, пока не добьются успеха в бизнесе. Откуда ему было знать, что на приеме по случаю первого приобретения Хэм познакомит его со своей потрясающей воспитанницей? Он пришел от этого знакомства в восторг, Раш, наоборот, испугался. Правда, к дню свадьбы он смягчился, даже Кэсси заметила перемену и стала лучше к нему относиться. Под конец приема Раш подошел к Арчеру, потряс ему руку и назвал счастливчиком.
С мужчинами, пытавшимися с ней заигрывать, Кэсси обходилась очень забавно: отвергала их, умудряясь не задевать их чувства, но давая понять, что любит только мужа. До знакомства с Кэсси ему не была чужда ревность, но благодаря ей он забыл о ревности. Сталкиваясь с ней на улице, мужчины сначала отводили глаза, а потом вожделенно смотрели ей вслед. Как они ему завидовали! Встречаясь с ним, она бежала ему навстречу, кидалась в объятия, обдавая его своим теплом, превращая в факел. С ней он чувствовал себя всесильным, хотя ее красота вызывала у него страх.
Им было нелегко уединяться: казалось, окружающих влечет к ним как магнитом. Раш говорил, что от них исходит золотое свечение. Может быть, Рашу казалось, что эти лучи не дотягиваются до него, и именно потому он наговорил ему тогда в больнице столько гадостей? Сегодня, разговаривая с Либерти, Арчер Репсом вспомнил все: боль, ложь… Неужели и тогда Раш не был с ним искренен? Он отбросил эту мысль и вернулся к воспоминаниям об их счастье вдвоем, о вечерах, когда он крал ее у остальных.
Крепко обнявшись, они танцевали под звуки старых песен. И так день за днем.
Она напевала под музыку, касаясь губами его уха, и через некоторое время он лишался терпения. Он тащил ее вон из клуба с такой поспешностью, что это вызывало шепоток среди присутствующих. В такси он до нее не дотрагивался: они сидели в противоположных углах, как дети, старающиеся произвести хорошее впечатление на взрослых. Но таксист, как и все прочие, знал, что больше всего ему хочется оказаться с ней в постели.
Впрочем, иногда это была не постель, а кресло, диван, стол или ковер. Каждый новый предмет обстановки они вводили в обиход, занимаясь на нем любовью.
Он закрыл глаза, глотая холодное пузырящееся шампанское и вспоминая ее горло, ее розовеющую от прилива страсти кожу…
«Как жаль, что тебе не видно, как ты прекрасна в такие мгновения», — сказал он ей как-то. Она расширила глаза, словно такие речи мог вести только безумец.
А ее откинутая голова и зажмуренные глаза! Время от времени она замирала и открывала глаза, чтобы убедиться, что он никуда не делся из-под нее, а потом снова предавалась страсти, приближая момент, ради которого он жил. Прижимаясь к нему с громкими стонами, она принималась облизывать его пальцы, словно это сосцы, а она — изголодавшийся детеныш. Потом она падала на него, закрывая его голову и грудь своими спутанными волосами и без конца выкрикивая его имя. Всякий раз ему казалось, что он впервые слышит свое имя из ее уст.
Он так и не поделился с ней своим главным страхом: что однажды, вернувшись домой, он не найдет ее и поймет, что сну пришел конец.
Себе она ничего не могла купить, зато ради него старалась не жалея сил. Это она приобретала все необходимое для их дома в Греймерси-парк с зеленой мансардой и четырьмя французскими окнами на каждом этаже. Как она любила маленькие чугунные балкончики под каждым окном, даже громыхание карниза на ветру! Она утверждала, что шум ветра в ночи прибавляет уюта. Но те ночи, когда ветер завывал вовсю, она проводила без сна. Она будила его крепкими объятиями, словно боясь, что ее унесет в окно…
— Прости, что я тебя подвел, Кэсси, — сказал он вслух.
Ей очень нравилось украшать дом. Она делала это неторопливо, преподнося любое изменение как подарок ему. Возвращаясь вечером домой, он всегда находил новый сюрприз: маленькую бронзовую балерину работы. Дега, нагнувшуюся, чтобы завязать шнурок на туфельке, оригинал плаката «Фоли Бержер» кисти Тулуз-Лотрека. Плакат Кэсси раскопала в лавке старьевщика, хозяин которой не знал, что это за сокровище. Сжалившись, она заплатила втрое больше запрошенной цены. Ее рассказы нравились ему не меньше, чем ее подарки.
А какой отважной она была в последние месяцы жизни, какой сильной и уверенной, как преисполнилась гордостью материнства!
Ей хотелось поделиться своим счастьем с другими. Не зная о причине его ненависти к Китсии, она умоляла сменить гнев на милость. Причины, по которым он пригласил в дом Китсию, когда жена была на пятом месяце беременности, так и остались непонятными даже ему самому…
Теперь он знал: какой бы ни была ее жизнь до него, он был ослом, когда сомневался в ее любви к нему. Как он мог поверить всей этой лжи? Да, ложь исходила от друга, но все равно… Он чувствовал, что теряет ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134