Удерживая чашечку с кофе на колене, он был похож на медведя, приглашенного на вечеринку.
— Я торчу здесь с половины девятого утра. Четырнадцать помножить на двенадцать — сколько это будет? И со всеми я уже пообщался! С дюжиной поговорил по душам, с пятьюдесятью — как добрый дядюшка с малышней, восемь прослушал, пятеро дожидаются своей очереди. Чертова дюжина — разве это смешно? Напрасно вы улыбаетесь, юная леди! — Он сам, не удержавшись, засмеялся.
Либерти могла бы сразу спросить, зачем он тратит время, когда роль уже отдана Верене Александер, но решила с этим не торопиться. Показав на стайку молодых женщин, покидавших зал, она поинтересовалась:
— Кого вы, собственно, ищете?
Он надул щеки, выпустил воздух, потер затылок, еще раз потрогал кончик уса.
— Сам не знаю, милая. Наверное, полную противоположность…
Глядя на новую партию претенденток. Либерти закончила за него:
— Копии Мэрилин Монро? Я называю таких «куколками по имени Норма Джин».
— И правильно делаете. Удачное определение!
— Боюсь, его придумали до меня. — Поймав его недоуменный взгляд, она прыснула. — Ну конечно! Вы же утверждаете, что ничего не читаете.
— Только отзывы, — подтвердил он серьезно.
Либерти вспомнила связанный с Маршем скандал: несколько лет назад он выбросил в окно бара «Сарди» кинокритика «Вэрайети». А может, не в окно, может, он разбил им зеркало над баром? Во всяком случае, она ни за что не решилась бы махать красной тряпкой перед носом этого быка.
— По-вашему, сейчас ощущается нехватка хороших актрис, особенно инженю?
— В общем, да. Конечно, этот бизнес привлекает не актрис в настоящем смысле слова, а нарциссов, всяких див, мегаломаньяков и маньячек, нимфоманов и нимфоманок. — Марш высморкался в выгоревший синий платок. Рабочие штаны, в карман которых он убрал платок, сохранились, судя по их виду, еще с довоенных времен в довольно приличном состоянии. Брендан Марш явно не отоваривался в европейских бутиках на Родеодрайв или на Мэдисон-авеню: носить на заднице этикетку с чужой фамилией было не в его стиле. Как видно, Лиз Смит не ошиблась, когда назвала его «последним настоящим мужчиной Голливуда, а то и всей Америки».
Надев очки в стальной оправе, Марш принялся разглядывать женщин, и Либерти отметила горбинку на носу и небольшой шрам — в молодости он подрабатывал спарринг-партнером профессиональных боксеров.
— Любопытно, как может выжить в Голливуде человек вроде вас? — поинтересовалась она.
— Трудом, только трудом! — ответил Марш агрессивным тоном, как бы бросая ей вызов. — Я всегда трудился. Пускай обо мне болтают что хотят — будто я бегал в правильной стае, работал с правильными людьми, подключался к правильным проектам. Главное — я никогда подолгу не сидел без дела. Я вырастил пятерых детей от трех жен, почти не получая помощи, и постарался обеспечить им хороший старт в жизни.
Либерти вспомнила, что одна жена от него ушла, другая покончила с собой, третья сбежала с ведущим телевизионной гимнастики, оставив ему всех пятерых детей, младший из которых только начинал ходить. Как он выдержал?
— Дети помешали вашей карьере или благодаря им вы наслаждались семейной жизнью?
— Наслаждался? Ну, нет, бывали моменты, когда я ее ненавидел! Мне было несладко. Боже, думал я, кем они вырастут в этом логове греха? Будут водиться с дурными людьми, станут наркоманами… Но больше всего я тревожился из-за денег. Я работал до седьмого пота, не спал ночами. Удастся ли мне дать им хорошее образование? Конечно, я не выдержал, стал пить, и пил, надо признаться, как последний сукин сын — просто не знал другого способа снять напряжение.
— Как относились к вашему пьянству дети?
Он удивленно взглянул на нее:
— Разумеется, с ненавистью. Все, в особенности дочь. Между прочим, она на вас похожа: такая же праведная стервочка.
— Да ну вас, мистер Марш! — отмахнулась Либерти. Он погладил ее по руке.
— Нет, вы поймите меня правильно, милая: я в ней души не чаю. Но что делать, если она заносчивая гордячка! Она не давала мне спуску: боюсь даже прикинуть, сколько отменного виски она вылила в раковину, прямо как в рассказе Джона Чивера, помните?
— «Печаль от джина», — подсказала Либерти.
— Кажется, так. Но теперь все это в прошлом — с бутылкой я завязал. А они — славные детки. Трое в Сан-Франциско, Лили в Байе, младший еще учится в Массачусетском технологическом институте. Черт, как же я ими горжусь, всем своим выводком!
— А кто-нибудь из вашего «выводка» занимается шоу-бизнесом?
— Трое во Фриско, старшие сыновья. Один — драматург, то есть был драматургом, пока Кит не уговорила его писать киносценарии.
Он замолчал и грустно опустил глаза, словно от одного упоминания Кит перед ним разверзлась бездонная пропасть. Надо было срочно выправлять положение.
— Вы считаете, что секрет сохранения рассудка в Лос-Анджелесе — упорный труд?
— Не считаю, а знаю! — Он вскинул голову. — Штука в том, что за работой некогда отвлекаться на глупости. Что такое работа? Это когда час, от силы два кривляешься перед кинокамерой. Остальные пятнадцать-шестнадцать часов ты держишь оборону. Идет борьба со скукой, с грехом. Боже, там ведь форменный Шанхай! Но у меня семья и совсем не много проверенных друзей из коллег, которых я знаю долгие годы. Всем остальным я говорю: провалитесь вы! Если они не слушаются, я охаживаю их здоровенной дубиной, предпочтительно с гвоздями. Вот вам рецепт выживания.
Марш излагал все это на редкость серьезно, даже с неким изяществом, словно описывал великосветский ритуал.
— Ну вот. — Он поставил чашку и оглянулся. — Пора за дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134