Время от времени черная спина вспарывала воду неподалеку от пироги, и в зависимости от того, чья это была спина, Тераи либо продолжал спокойно грести, либо брался за карабин и выжидал, готовый ко всему. Но на них никто ни разу не напал, и геолог, отложив оружие, снова греб, поглядывая по сторонам.— Вы не дадите мне на время весло? А то вы меня везете, как китайскую принцессу!.. — О, пожалуйста!Время пошло вроде быстрее, но скоро руки Стеллы устали, поясницу начало ломить, и она вынуждена была остановиться. Свинцовое небо давило на реку, сливаясь вдали с ее серыми волнами. Пирога, в которой плыла Лаэле с братом, держалась чуть позади, и Стелла бездумно смотрела, как вода мягким веером взлетает из-под их легкого суденышка.Тераи вполголоса запел печальную песню; мелодия поразила девушку своей красотой. Такое же чувство вызывали у нее на Земле грустные напевы лесорубов или первых переселенцев Запада, которые говорили о быстротечности жизни, о коротких встречах, о едва возникшей и тут же кончившейся любви, о роковой неизбежности разлуки…— О чем вы поете?Тераи вздрогнул, словно грубо пробужденный ото сна.— О волнах Ируандики.— Очень красивая песня.— Я бы не должен ее петь, это песня женщин. Но ихамбэ привыкли к моим чудачествам. Я сделал вольный перевод на французский. Хотите послушать?— Да, конечно!Он отложил весло поперек пироги, и мелкие капли начали падать с него. Тераи пел: Волны ИруандикиНесут мою пирогу, —Итэ, Итэ, ты от меня далеко!Ты ушел из моих объятийНа заре и пропал в тумане. Два раза уже вставалиТри луны над горами,Без тебя угасло дваждыСвященное пламя.Ты ушел и не обернулсяНа заре, и пропал в тумане. Говорят, красотка из КеноПохитила твою душу!Покарай ее, Антафаруто!Ты уплыл от меня по реке,На весло налегая,И растаял в тумане. Ты однажды вернешься, знаю,С опустошенным сердцем,Но меня уже не застанешь.Я устала от ожиданья,И скоро уйду, растаюВ вечном тумане ночи! — Это песня ихамбэ? — спросила Стелла, когда он умолк.— Да. У моих друзей поэтическая душа. Кстати, там, где в песне упоминается сердце, в оригинале речь идет о другом органе, скорее близком к нашей селезенке. Но кто знает, где у нас душа? Никому не известно, когда и кем придумана эта песня. Теперь ее обычно поют покинутые женщины или вдовы. Но она не старше четырехсот лет, потому что до этого ихамбэ жили не у берегов Ируандики, а в бассейне Бетсиханки. Впрочем, название реки легко заменить, и даже ритм не изменится.— Научите меня этой песне!— Только не здесь. Вы не имеете права ее петь. Если я, мужчина, пропел ее — это говорит только о моем дурном воспитании, не больше. Но если вы ее запоете, это уже будет святотатство! Я научу вас потом, когда мы вернемся в Порт-Металл.— Господи, до чего же ваши ихамбэ усложняют жизнь своими обычаями!— А чем лучше ваши, мадемуазель? Почему, например, ни на одной земной вечеринке нельзя даже заикнуться о серьезном деле? Это, видите ли, табу! Представьте себе, какой выйдет скандал, если я на приеме у вашего отца — если он меня когда-нибудь пригласит! — отведу в уголок одного из ваших инженеров и спрошу, что он думает о таком-то месторождении. Деревенщина! — зашипят все. — Разве не знает, что об этом можно говорить только в конторе!Стелла рассмеялась.— В ваших словах есть доля правды. Я сама порой чуть не засыпала на таких приемах.— О, значит, для вас еще не все потеряно! Я не очень жалую вашего папеньку, но чтобы добраться до того поста, который он. занимает, явно нужны были и ум, и энергия, и способность отличать самое важное от случайного. Он свил для вас теплое гнездышко, а вы его покинули. Теперь вам придется заботиться о своем гнезде…— Что я и делаю! Вы же знаете, что после ссоры с отцом…— По закону он в любом случае обязан оставить вам не менее четверти своего состояния. Aurea mediocritas, как сказал бы Гораций.— Простите, я не поняла.— Да, я забыл. Вы же не знаете латыни. А у меня она сидит как кость в горле со школьных времен — вот я иногда и выплевываю отдельные фразы. Этот древний язык еще преподают кое-где, например в лицеях на Папаете. В общем, я хотел сказать, что вам достанется кругленькая сумма!— Я всегда могу от нее отказаться.— А у вас хватит мужества? Впрочем, есть в вас какая-то сила. Право, жаль, что вы бесполезно прозябаете в земной сутолоке и тесноте!— На Земле тоже можно приносить людям пользу.— Да, но сами люди делают это все реже. Земля обречена, поверьте мне, Стелла! О, закат ее будет великолепен и наступит не скоро. Еще несколько веков Земля, несмотря на всю ее гниль, будет оставаться центром человеческой культуры. Но присмотритесь внимательнее! С каждым годом на других планетах закладываются новые колонии, и туда стремятся все сильные телом и духом!— А я думала, что вы против колонизации!— Есть подходящие планеты, на которых не обнаружено и следа разумной жизни. Вот эти миры человек и должен завоевывать.— В таком случае, что вы сами делаете здесь, на Эльдорадо?— Я ничего не завоевываю, я изучаю. К тому же если бы на Эльдорадо вместо коммерческого предприятия была небольшая, чисто научная станция землян, это принесло бы только пользу. Мы могли бы многому научить туземцев и избавить их от слишком дорогостоящих ошибок. Но здесь не должно быть постоянного земного населения.Поэтому я и борюсь по мере моих сил против того, чтобы ММБ предоставили неограниченную лицензию. Это означало бы конец местной культуры, конец самобытной цивилизации Эльдорадо. Что там, Эенко?Великан ихамбэ показывал рукой на длинный береговой выступ.— Имбити теке!— Здесь мы заночуем, — объяснил Тераи. — Я всегда предоставляю Эенко выбирать место для лагеря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61