— Слушай, Джесс, я хочу тебе кое-что сказать. Боюсь, у меня больше не будет такой роскошной возможности: ночь, тишина, мы наедине… Ты дашь мне высказаться, не прервешь? Если я собьюсь, то не смогу продолжить.
Джессика пожала плечами и прислонилась к стене, заложив руки за спину.
— Я хочу кое-что объяснить, Джесс, — раз и навсегда. Ты думаешь, я пристаю к тебе просто потому, что меня терзает потребность перепихиваться лишь бы с кем в перерыве между дублями? Что я считаю себя светилом первой величины, которому все дозволено и которому доступны все девочки? Это не так, Джесси. То есть я действительно мог бы подобрать с десяток энтузиасток. Желающих хватает, я проверял. Но проблема не в том, что меня эти гладенькие, не обезображенные интеллектом красотки не радуют. Проблема в том, что вот уже два месяца я хочу только тебя. Я твердил себе: «Она кажется тебе идеальной, но это быстро пройдет. Ты узнаешь ее поближе и поймешь, что она самая обычная дамочка, не лучше других. Погоди, ты еще разочаруешься и будешь рад, что не спутался с какой-то гримершей». Беда в том, Джесс, что время шло, а я не разочаровывался. Я узнавал тебя и западал еще сильнее. Сначала ты мне просто нравилась — твои волосы, глаза, твой голос, твоя походка. Потом твои руки… О господи, когда ты меня раскрашиваешь, я улетаю. А когда приклеиваешь клыки, я до жути хочу откусить твои пальчики! Знаешь, чего мне стоит сдерживаться, когда ты прикасаешься ко мне? Джесс… Я тебя заучивал, как текст роли, — твою манеру говорить, держать сигарету, твои привычки, характер. И чем лучше я узнавал, тем больше у меня съезжала крыша. Я увяз в тебе, как в болоте. Я дома часами валяюсь на кровати, смотрю в потолок и думаю о тебе. Ты так не похожа на других, ты такая умная, независимая, такая… стоящая отдельно. Джесси! — Том поднялся и подошел к ней вплотную. — Ты шпыняешь меня, как комнатную собачку, а я терплю. Говоришь мне гадости, и я не обижаюсь. Я понимаю, почему ты так себя ведешь. Постоянно доказываешь мне и всем остальным, что подъезжать к тебе бесполезно. Ну конечно, вранье — это же наш хлеб… Но хоть сейчас ты можешь поверить? Что я говорю искренне? Что я не играю, а реально схожу по тебе с ума? — Том приблизился еще на шаг, Джессика инстинктивно уперлась рукой ему в грудь, но не оттолкнула. Том кончиками пальцев провел по ее щеке. — Какая у тебя кожа… Мне плевать на то, кто что подумает и скажет. Джесси, детка, ну пожалуйста, поверь мне…
Последние слова Джессика больше почувствовала, нежели услышала, потому что Том договаривал их, уже подобравшись к ее губам. «Да пошло все к черту, — подумала она, обхватывая его шею руками и закрывая глаза, — я ведь тоже давно этого хочу. А уж сейчас…» Они каким-то образом оказались на ее кровати, хотя Джессика не помнила, как они сюда добрались, потом услышала прерывистый шепот Тома: «Ты ведь не прогонишь меня на диванчик?»… А все, что было после, оказалось настолько упоительным и насыщенным количеством эмоций в единицу времени, что жалеть, право, было не о чем.
Как выяснилось, Том решал все проблемы очень быстро. На следующий день он вновь предстал перед Джессикой в дверях ее квартиры с двумя огромными сумками и заявил, что перебирается к ней. Она вправе его выгнать, но идти ему некуда, потому что свою комнату он уступил приятелю. Джессика, все еще пребывающая под впечатлением от прошлой ночи, не только не выгнала его, но даже помогла разложить вещи. Последующие несколько недель слились в сплошную мерцающую карусель непрекращающегося любовного шторма, перемежающегося краткими периодами, когда она в абсолютно сомнамбулическом состоянии заставляла себя работать.
Когда Том в минуты затишья твердил, что никак не может ею насытиться и, возможно, не насытится никогда, Джессика верила, потом ругала себя за то, что верит, а после очередного бешеного всплеска эмоций ругала за то, что не верила. На трезвую голову она пыталась разобраться в собственных чувствах и все чаще приходила к выводу, что Том завладевает ею безраздельно — сознание безропотного подчинения этому обрушившемуся на нее смерчу и страшило, и сладостно обжигало. В его отсутствии ее посещали холодные и скользкие мысли о том, как легко спугнуть неожиданное счастье, но, когда неутомимый Том вновь начинал шептать ей бесконечные нежные слова, подкрепляя их активными действиями, она проваливалась в блаженство и заверяла себя, что бояться совершенно нечего.
В августе установилась необычная жара. Поскольку слегка смазанный цвет неба и дрожащая в воздухе дымка подсказывали, что это последние погожие дни перед началом осени, Джессика решила вытащить Тома на длительную прогулку. После нескольких часов бесцельных блужданий по парку они обнаружили стопроцентно декоративный пригорок, украшенный внушительным дубом, к которому приткнулась деревянная скамейка. Пейзаж так и просился на любительскую акварель, и Джессика не могла не присесть в таком восхитительном месте. Она с наслаждением опустилась на горячую от солнца скамью и автоматическим движением выудила из сумки пачку сигарет.
— Ну вот… — огорченно протянул Том, усаживаясь рядом, — только я хотел накинуться на тебя с неистовыми лобзаниями, как ты втыкаешь в зубы сигарету.
— Хоть на минуту придержи свои желания при себе. Вокруг бегают дети. Можно просто посидеть на солнышке и поблаженствовать?
— Можно, можно. Под этим деревом действительно славно. Неплохо было бы заняться глупостями прямо здесь, на травке. Ты как считаешь?
Ну уж нет, я предпочитаю комфорт. Утехи на лоне природы не для меня. В лучшем случае, тебя искусают все летающие и ползающие насекомые, в худшем — на тебя свалится с дерева белка или собачка подбежит и поднимет лапку…
— Супер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86