И если вы не последние сволочи, то не нужно никогда говорить с ней или еще с кем-либо о ее болезни. Она сама так просила. Болезнь — это неприятная личная проблема, которую не всегда обсуждают даже с самыми близкими людьми… Пожалейте Ольгу! А если бы с вами такое случилось?Тут Смирнова поймала отчаянный Борькин взгляд с задней парты. В нем было столько преданности и благодарности, что ей стало неловко и она отвела глаза. В это самое мгновение в класс, запыхавшись, вбежала взъерошенная математичка.— Это что за митинги посреди урока? — с порога завизжала она. — Ну-ка быстро все по местам!Тут она споткнулась о портфель, брошенный Маринкой в проходе, и чуть не упала.— Ты что, Смирнова, в нем кирпичи носишь? — взвилась она. — Конечно, можно и кирпичей напихать, если при тебе персональный носильщик! Соловьев, иди к доске и отвечай домашнее задание! Посмотрим, что ты еще умеешь, кроме как чужие портфели таскать!Больше про Маслову никто в классе и словом не обмолвился. Даже Вика и та замолчала, не находя больше среди одноклассников благодарной аудитории. Но ее отношения с Маринкой приняли с этого дня характер безмолвного противостояния, которое готовилось вылиться в нечто более серьезное…Ольга через несколько дней действительно выписалась из больницы и пришла в школу. Почему-то она сразу пересела от Борьки, с которым сидела вместе с четвертого класса, за другую парту. Ее болезнь их явно рассорила. Ольга похудела, стала пугливой и нервной. На уроках учителя ее по каким-то причинам несколько недель не спрашивали.Но одноклассники повели себя как ни в чем не бывало, и скоро вся эта история начала забываться. Только Маринку Ольга отчего-то стала с тех пор избегать, но та и не навязывалась, интуитивно ощущая возникшую еще в больничном коридоре дистанцию. Зато с Борькой Смеловым у Маринки Смирновой сложились замечательные отношения, она считала его искренним другом долгие последующие годы.Несмотря на то что история с Масловой была потихоньку замята, атмосфера в классе безвозвратно изменилась. Маринка ощущала это каждый день. Какие тому были еще причины, кроме слухов об Ольгиной беременности, она не знала, но исправить, кажется, уже ничего было нельзя. Единственной радостью в жизни оставался Димка, но и он с каждым днем уделял ей все меньше времени.— Димка, пойдем в клуб на танцы! Мне так хочется потанцевать с тобой! — звала его Маринка.— Ты что, с ума сошла? Неужели не понимаешь, что у нас экзамены скоро, надо готовиться, — говорил он виновато. — У тебя все дурацкие танцульки в голове, а мне еще Наташке надо помочь с уроками и бабке по хозяйству… А еще проклятая алгебра! Отстань!Маринка обиженно поджимала губы. У Соловьева всегда были неопровержимые аргументы, для того чтобы объяснить, почему он не сможет никуда пойти с ней. Маринка слушала печально и кивала головой. Он прав, совершенно прав! Ему надо готовиться к экзаменам, заниматься… Остальное — глупости.— Но ты же любишь меня еще?— Что за вопросы, Маринка! Ты уже надоела! — Этот диалог повторялся с завидной периодичностью. — Конечно, люблю! Просто у меня очень много дел…— На каком же месте тогда я в твоей жизни?— Где-то во втором десятке моих приоритетов! После занятий, сна, футбола, телевизора…И Маринка не могла понять, правду он говорит или шутит. Они часто ходили вместе на переменах, назло всей школе после уроков он носил ее тяжелый портфель с учебниками под неодобрительный шепоток преподавателей и учеников из других классов.— Что, решила себе сразу московскую шишку захапать? — не по-доброму сказала Маринке однажды после уроков одна из старшеклассниц. — Ну ты и жучка!— Какая московская шишка? Отец его, что ли? Да мне он вовсе не нужен! Я и не знакома-то с ним толком…— Да брось лапшу вешать! Все знают, что ты собираешься в московскую шикарную квартиру прописаться, а потом в Америку уехать. Все твои хитрости белыми нитками шиты!Маринка даже не нашлась что ответить. Ей совершенно невдомек было, какая квартира у Димкиного отца в Москве. Ей вообще дела не было до финансового положения семьи Соловьевых. Тем более что она до сих пор с содроганием вспоминала тот проклятый день рождения у Димки дома…Учителя с некоторых пор демонстративно перестали Маринку замечать. Ее не вызывали к доске, даже когда она отчаянно тянула руку, желая ответить. Ее домашние и контрольные работы, которые прежде всегда оценивались преимущественно на «отлично», стали вдруг почти сплошь неудовлетворительными. Маринка терялась в догадках и мучилась, не понимая, что происходит. Однажды она попыталась разобраться с химичкой, почему та ей поставила двойку за несложную практическую работу.— Альбина Семеновна! Но я же все перепроверила. Здесь нет ни одной ошибки. А вы мне все перечеркнули…Та грозно посмотрела на нее сквозь очки:— Да как у тебя хватает наглости со мной вообще разговаривать! Из-за таких, как ты, и существует в мире все неприличное и грязное! Ты просто дрянь! Я даже разговаривать с тобой не могу!Альбина Семеновна вспыхнула и вышла из кабинета, всем своим видом изображая оскорбленную добродетель. Маринка побежала за ней, плача от несправедливости:— Альбина Семеновна, остановитесь, пожалуйста! Ну объясните мне, в чем дело! Что я сделала такого неприличного и грязного? При чем тут практическая работа? Почему вы меня дрянью обозвали?Но учительница в роговых очках шла, задрав высоко голову с высоким пучком седоватых волос на затылке, и делала вид, что не слышит Маринку. А та все семенила за ней.— Прекрати притворяться! — наконец ледяным тоном сказала она, повернувшись к рыдающей взахлеб Маринке перед дверью учительской.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130