Другие дети шпарят наизусть всего "Мойдодыра"! Этот не может по памя-
ти связать двух слов!.. Как, впрочем, и я. Когда меня знакомят с кем-то,
я мгновенно напрочь забываю имя и потом мучительно жду, когда к нему об-
ратятся и назовут, чтобы вспомнить и тут же забыть.
Пришлось учить с ним стихи. Читаю ему: "Жили-были два соседа, два со-
седа-людоеда. Людоеда людоед приглашает на обед..." Повтори! Ну?!" Он
пытается разжать пальцы, слепленные пластилином, и говорит: "Жили-были
два человека. Одного звали людоед, второго сосед..." Он все рассказывает
своими словами, хоть ты его убей! Зато я теперь запросто отбарабаниваю
всего "Мойдодыра", "Муху-цокотуху", а "Федорино горе" я, несколько вы-
пив, исполнил перед гостями, чем вызвал восторг! Теперь меня могут зна-
комить с кем угодно! Недавно я запомнил с первого раза такое словосоче-
тание, как Феофил Апполинарьевич Кукутузов!
Чтобы он клал вещи на место, пришлось показать, как это делается лич-
ным примером. Теперь у нас дома образцовый порядок, и я сам знаю, где
мои носки, а где записная книжка...
Прошел год, и я с уверенностью могу сказать, что занимался сыном не
зря! За год я стал другим человеком. Появился цвет лица. В конце концов
появилось лицо. В том, как я стал одеваться, двигаться, разговаривать,
появилась уверенность в себе. Почувствовал я это потому, что на меня на-
чали смотреть женщины, а они это чувствуют, как никто.
Недавно в троллейбусе дал хулигану по морде, чего не делал лет де-
сять. Иначе поступить я не мог, со мной был сын. Кстати, удар получился
великолепный!
К вечеру я чувствую усталость от того, что сделал за день, а не от
того, что ничего не сделал. Отношения с женой временами приобретают чуть
ли не первозданную прелесть. Оказывается, жить интересно! Наконец стало
некогда. Я не успеваю сделать то, что хочу. А хочу много. Поэтому, скажу
честно, заниматься сыном теперь некогда. Да к тому же, когда человеку
пять лет, его не переделаешь! Он по-прежнему сторонится детей, не хочет
читать, хотя знает все буквы, включая "ы". Но меня это не волнует. Я за-
нят собой. Надо столько успеть, а времени осталось гораздо меньше, чем у
моего сына.
Но я за него спокоен. Когда-нибудь и у него будет сын. Я уверен, что
с моими генами в сына вошло самолюбие. Он наверняка захочет сделать из
своего сына человека. И тогда станет человеком сам. А пока пусть живет.
Лебедь, рак да щука
...Воз по-прежнему оставался на том же месте. Хотя рак добросовестно
пятился назад, щука изо всех сил тянула в воду, а лебедь в поте лица
рвался в облака. Всем троим приходилось нелегко, зато они были при деле.
Но вот однажды ночью местные хулиганы перерезали постромки и скры-
лись.
Едва рассвело, рак привычно попятился назад, щука, изогнувшись, рва-
нула в воду, а лебедь замахал белыми крыльями.
И рак, ничего не понимая, полетел в воду. Щука, не успев толком обал-
деть, по самый хвост увязла в речном иле. Лебедь испуганно взмыл в обла-
ка. Воз, предоставленный сам себе, укатил.
Теперь все трое часто встречаются в одном водоеме. Лебедь опустился и
здорово сдал. Щука на нервной почве жрет всех подряд. А в глазах рака
временами появляется прямо-таки человеческая тоска по большому настояще-
му делу.
Пресса
- "Нью-Йорк таймс" есть?
- Я же вам говорил: не бывает!
- Жаль. Но вдруг будет, оставьте, пожалуйста! А "Юманите Ламанш?"
- Диманш.
- Есть?
- Хоть три.
- Две. И "Пазе сера" одну.
- Пожалуйста.
- "Трибуну люду" и "Москоу ньюс".
- "Трибуна люду" старая.
- Неважно. Получите с меня.
- Простите, а вы что, читаете на нескольких языках?
- Да, знаете, люблю полистать газеты.
- Вы читаете на всех языках?
- Я листаю на всех языках. Уже без этого не могу!
- Но вы же ничего не понимаете!
- А зачем? Мне своих забот мало? Но когда листаешь, чувствуешь: везде
черт-те что, - значит, у тебя как у людей! Будто перцовый пластырь - от-
тягивает. Дайте еще вон ту, название синее. Чья? Неважно. Спасибо.
Культурный человек должен быть в курсе чужих неприятностей!
Ля-мин!
Старый приемник неизвестной марки работал прекрасно. На черт знает
каких волнах он ловил бог знает что.
Приемник занимал треть старого дубового стола и сразу бросался в гла-
за среди скромной обстановки бухгалтера Лямина.
Константин Юрьевич был вечно пятидесятилетним мужчиной с незапоминаю-
щимся лицом, единственной достопримечательностью которого была бородавка
налево от носа, если смотреть на Лямина в фас. Но смотреть на него в фас
никому не хотелось, поэтому ни Константина Юрьевича, ни его бородавку
никто не запоминал. Однако именно этот дефект лица угнетал Лямина, мешал
его продвижению по службе, сводил на нет его успех среди женщин. Да и
что, скажите, можно ждать от жизни, если сначала в зеркале отражалась
бородавка, а потом лицо?
Но в последнее время Константин Юрьевич смирился со своим лицом, с
продвижением, которого не было, и с тем успехом, который он не имел у
женщин. Другими словами, Лямин плюнул на себя, а значит, начал стареть
окончательно. И осталась одна радость в жизни: посидеть вечером у прием-
ника с кружечкой молока, покрутить ручки, послушать разнообразную музы-
ку, тревожные точки, тире и волнующую непонятную речь. В тот вечер Конс-
тантин Юрьевич поймал свою любимую станцию в диапазоне между двумя цара-
пинами на шкале. Здесь непрерывно передавали чужие, но приятные мелодии.
Лямин отхлебывал кипяченое молоко, отщипывал батон за тридцать копеек и
ловко отбивал ногой в стоптанном шлепанце незамысловатый ритм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142