? Ну, дела! А я любую могу! Какая тут пробежала, какую к забору прижал, – моя! Бывает, по две в день! Кстати, могу познакомить!
– Да нет, нельзя мне! – вздохнул бедлингтон. – Породу надо беречь. Будь она проклята! Зато потомки мои идут по тысяче долларов, а за твоих коктейль-терьеров и рубля не дадут!
– Да, мои не продаются и не покупаются! А сколько их по белу свету бегают безвозмездно!
– Вот тут «мерси», – обиделся бедлингтон. – Но я зато гуляю по миру! На той неделе у нас круиз вокруг Европы! А ты сидишь тут зато на цепи! Извини, искьюз ми!
– Нет, это вы меня искьюз, – ответил пес. – Вы же на поводке! Веселенький круиз! Вокруг целой Европы на поводке тащат.
– А ты-то, ты-то?! – завизжал бедлингтон. – Что ты тут видишь? Круиз от зеленого забора до синего! Годами сидишь на цепи!
– Кто вам сказал, что я сижу на цепи? Искьюз меня! Могу встать на цепи! Могу лечь на цепи! Что хочу, то и делаю! Меня никто не дергает! Сам себе хозяин!
– Подумаешь! – бедлингтон попробовал лечь, но повис на поводке, захрипел.
– Се ля ви, – сказал пес, – что в переводе значит: свобода определяется длиной цепи.

Хор

Последний раз Ниночка видела у директрисы такое лицо в апреле, когда стало известно, что Васильев, Никонов и Пузин после третьего урока отправились искать золото на Аляску, и неделю их не могли найти ни здесь, ни там.
Директриса закрыла за Ниночкой дверь, задернула занавески и при свете настольной лампы шепнула учительнице пения на ухо:
– Завтра будете выступать в австрийском посольстве!
– Слава богу! Я уж подумала, что-то серьезное! – обрадовалась Ниночка.
– Нина Васильевна! Не понимаю, чему вы радуетесь?! – Елена Александровна навела на нее двустволку близко посаженных глаз. – Можно подумать, ваш хор по вечерам распевает в посольствах! Вы понимаете, какая это ответственность?!
– Так, может, не выступать? – упавшим голосом сказала Ниночка.
– Сказали: надо выступить! И предупредили: в случае чего… понятно? Соберите хор после уроков. Я буду говорить.
Когда Елена Александровна вошла в класс, крики чуть поутихли, а когда директриса трагическим голосом произнесла: «Товарищи!» – наступила гробовая тишина.
– Товарищи! Завтра у вас ответственнейшее мероприятие! Вам предстоит выступить в австрийском посольстве! Надеюсь, не надо объяснять, какая это честь и чем она может для вас кончиться? Я повторяю, Сигаев, не в грузинском посольстве, а в австрийском! Это не одно и то же. Другими словами, вы как бы отправляетесь за границу. Заграница – это местность, где проявляются лучшие качества человека!
Как в разведке! Ни на минуту не забывайте, что у вас самое счастливое детство из всех детств! Обувь почистить, уши вымыть! В туалет сходить заблаговременно, дома. Сигаеву подстричься, как нравится мне, а не твоему папе. Челка полтора пальца моих, а не его! Австрийцы говорят по-немецки, у вас – английский! Что бы ни предлагали, отвечать «данке шен», то есть спасибо! У наших австрийских друзей ничего не брать! Они должны понять, что у вас все есть! Вы поняли? – повторила директриса. – У вас все есть! Сигаев, и у тебя тоже! Руки в карманах не держать, матери пусть зашьют. Будут задавать вопросы – пойте! Будут угощать – не ешьте! И вообще держитесь как можно раскованней! Почитайте газеты, выясните, где эта Австрия, кто глава государства, чем занимается население…
Кто сказал: «Земледелием и бандитизмом»? Сигаев, не путай со своими родителями!
Желаю отлично выступить и вернуться с победой.
Директриса пошла к дверям улыбаясь и так приветливо помахивая рукой, что всем стало жутко. Расходились молча, по одному.
Всю ночь родители гладили, подшивали, мыли, стригли. Утром хористы появились в школе чистенькие, страшненькие, как привидения на выпускном балу.
Ровно в десять утра директрисе сообщили, что концерт отменяется. Хористы обрадовались так, как могут радоваться только дети, узнав, что учитель тяжело заболел и уроков не будет. Сама Елена Александровна улыбнулась четыре раза и прямо помолодела. Но оказалось, что помолодела она преждевременно. В половине двенадцатого ночи позвонили и сообщили, что принято решение выступать завтра в десять утра. После чего сказали «спокойной ночи» и повесили трубку.
За ночь каким-то чудом удалось оповестить всех участников. Снова родители стирали, гладили, пришивали, и утром дети, отутюженные до неузнаваемости, еле стояли на ногах. Пять человек предусмотрительно заболели.
Ровно в десять к школе подкатил иностранный автобус с темными, как пляжные очки, стеклами. Елена Александровна, по такому поводу в парадном кожаном пиджаке и юбке, надетой на левую сторону, проверила у всех ногти, уши, обняла крепко Ниночку, и траурная цепочка исчезла в автобусе с темными стеклами.
Минут через сорок автобус подъехал к трехэтажному особняку. Ворота с чугунными кружевами распахнулись, и автобус мягко въехал во двор, другими словами, за границу.
Навстречу вышла загорелая женщина в голубом платье и непонятно с какой стати заговорила по-русски. Наверно, приглашала идти за собой?.. Иностранная территория угнетала неестественной чистотой, и подозрительно пахло чем-то вкусным, очевидно, международным скандалом. Хористы подымались по лестнице, обходя расстеленный ковер, прижимаясь к стенам, но не касаясь их чистыми руками. У Потемкина оборвалась пуговица, которую он нервно тискал свободной от Кирилловой рукой. Он хотел бросить пуговицу в урну, но, подумав, решил не рисковать, а просто сунуть пуговицу в карман. Карманы оказались зашитыми! Тогда Потемкин принял единственно верное решение: незаметно для себя сунул пуговицу в рот и языком пристроил ее к щеке слева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31