— Я все тебе рассказал.— Иногда интонация важнее сказанного. В интонации — наше отношение к людям, — объяснила Полина.— Обещаю, что буду следить за своими интонациями. Но…— Что — но?— Я ему ничего не скажу… Но тебе не кажется, что .сегодня именно Костя все подстроил таким образом, чтобы они застали нас в неловком положении? — высказал свое предположение Буравин.— Почему ты так решил? Дурацкая случайность, мы сами виноваты, Виктор, — не согласилась Полина.— Да в чем, в чем виноваты? В том, что как любые нормальные молодожены не можем оторваться друг от друга, нам не хватает ночи, не хватает суток… — Буравин со страстью обнял Полину, но она отстранилась.— Виктор, а ты давал ключ Алешке? — Полина вдруг стала кое-что понимать.— Конечно. Еще давно. Мне тоже показалось странным, что Лешка мог открыть дверь своим ключом. На него это не похоже. А Костя как человек более опытный и… менее чувствительный, говоря твоим языком, он мог вполне все просчитать и предугадать.— Да. Но зачем Косте это было нужно? — спросила Полина недоуменно.Буравин развел руками. Они немного помолчали. Наконец Полина приняла решение:— Виктор, мне кажется, то, что мальчишки вошли в квартиру без предупреждения — это досадное недоразумение. И чем раньше мы об этом забудем, тем лучше. Мне и так стыдно… Мне не хочется ни об Алеше, ни о Косте думать плохо. И я тебя прошу — сделай все возможное, чтобы сейчас они были заинтересованы в общении с тобой.— Прости… Можно, я сейчас тебе самой напомню про интонации? — остановил ее Буравин. — Ты со мной говоришь, как с коллегой, которому выдаешь план-задание на экспедицию… Почему так жестко?— Извини. Жестко — значит, я еще не успокоилась. Витенька! Ребята могут сейчас ополчиться против тебя, потому что Борис очень обижен. Встать на сторону отца в конфликте — это же логично.— Я понял. И постараюсь не допускать и не развивать никаких конфликтов, — пообещал Буравин.— Вот и хорошо, — вздохнула Полина. — Когда мы станем дважды родственниками, не хотелось бы при этом стать огромным семейством со склоками и конфликтами.— Согласен, — улыбнулся будущий дважды родственник Буравин. — С Костей, я думаю, мне —поможет найти общий язык дочка.— А разве Катя сама сейчас на твоей стороне? — поинтересовалась Полина.— Когда я с ней поговорю о приданом, все наладится, — пообещал Буравин.— Понятно… Кстати, Алешка, по-моему, вовсе не думает о деньгах, — заметила Полина.— Леша — да, — согласился Буравин. — Он ревнует. И я придумал, что можно сделать.— Раз придумал, расскажи, — попросила Полина.— Я пойду к Сан Санычу, поговорю с ним об этом. Думаю, Сан Саныч поможет.Борис Самойлов наконец-то дождался того состояния, когда выпитый алкоголь слегка притупил боль, вызванную уходом Полины.Самойлов ходил по квартире, немного покачиваясь, и вел беседу с умным и понимающим его человеком — с самим собой.— И где? — спросил он сам себя.— Там, — ответил собеседник.Самойлов отправился в кухню за очередной бутылкой текилы. Бутылка показалась ему родной и близкой, он открыл ее, хлебнул прямо из горлышка и отправился в свое бесконечное путешествие по квартире. Он в который раз заглянул в пустой" шкаф и провел рукой по плечикам, как по струнам. Затем методично выдвинул ящики в тумбочке, убедился, что они по-прежнему пусты.Увидев себя в зеркале, Самойлов удивился. Потом с трудом подтащил к зеркалу кресло и сел, поставив рядом бутылку и рюмку. Двойник приобрел реальные очертания в зеркале.— Вот и все! Ты, Борис, оказывается, уже никому не нужен, — обратился к своему отражению Самойлов. — Придется принять этот грустный факт… Принять, принять… Это хорошая и светлая мысль. Принять!Самойлов взял рюмку, налил текилы, чокнулся с двойником в зеркале, который охотно ответил на его приветствие, и выпил.— Ну и черт с ними со всеми! — заявил он зеркалу. — Зато я сейчас общаюсь с самым лучшим собеседником на свете! А они… они все обо мне пожалеют!..Самойлов неожиданно шмыгнул носом, утерся рукавом и прослезился пьяными слезами.— Пожалеют, но будет поздно. Я докажу, что могу быть первым… хоть в чем-то… Я докажу, что создан не только для тени! — он снова налил и выпил, чокнувшись с двойником.— Тени, тени… Ах, вы тени, мои тени… Или я не о том? Да нет же, о том. Все скрывают свою теневую сторону, а я — нет. Мне — плевать! Мне плевать теперь на все на свете, потому что свет мне не нужен! — в голосе Самойлова появился пафос.— Они еще наплачутся без нас… пра-вда, Боррря? — собеседник в зеркале с готовностью ему кивнул. * * * Маша все еще обдумывала свое решение по поводу учебы, когда в дверь ее комнаты тихо постучали.— Кто там? — Маша оторвала взгляд от письма, которое перечитывала в десятый раз.— Машенька, это я! — отозвался голос Алеши. Маша отбросила письмо и кинулась к двери.— Здравствуй, любимый! — Маша обняла Алексея, как будто не видела его целую вечность.— Здравствуй, любимая, — эхом отозвался Алеша. Какое-то время влюбленные не замечали ничего вокруг.— Что же мы стоим на пороге, — всплеснула руками Маша, — заходи, я тебе что-то покажу!Она вернулась к кровати и взяла счастливый конверт.— Что это? Готов смотреть и слушать, — послушно сказал Алеша.— Нет, подожди! Закрой глаза! — потребовала Маша.— Зачем? Я уже видел, что какой-то конвертик…— Нет, ты закрой! Алеша подчинился.— Раз, два, три! — сказала Маша и положила Алеше в руку письмо так, чтобы он сразу увидел написанное.— Открывай глаза! — скомандовала Маша.— Что это? Не понял! — спросил Алеша, пробежав глазами текст.— Как это не понял? Меня зовут учиться! — просияла Маша.— В институте? — наконец стал понимать Алеша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111