— Полина, не отчаивайся. Успокойся. Полина покачала головой:— Не могу. Мне кажется, тебе надо быть с Катериной построже.— Сейчас это довольно трудно. Она и так переживает из-за моего ухода. А я не хочу навсегда потерять контакт с родной дочерью.Полина удивленно смотрела на него:— Разве строгое отношение отменяет любовь? Пусть Катя знает, что ты любишь ее, заботишься о ней. И конечно, спрашиваешь с нее строго, по-отцовски!— Наши дети в таком возрасте, когда родителей уже не слушаются.— Но можно же внушить… — начала было Полина, но Буравин ее перебил:— Скажи честно, ты многое можешь внушить своим сыновьям?Полина осеклась, затем растерянно продолжила:— Но они же выступают друг против друга!— Это пока. Я надеюсь, что это временное явление. Полина покачала головой:— Виктор, я тебя не понимаю! Я не могу понять твоей… отстраненной позиции. Нам надо помочь нашим детям. Если они запутались — распутать.— Ты так говоришь, словно им по пятнадцать лет!— Чуть больше. Ну и что? — Полина пожала плечами.— А то, что они сами уже скоро будут родителями. И каждый раз быть буфером в их конфликтах как-то смешно!— Это тебе смешно. А мне плакать хочется, — вздохнула Полина.Буравин продолжал уговаривать:— Пойми, Полина, мы не можем сейчас повлиять на них, потому что сами являемся для них… не самым лучшим примером. Ты же сама говорила: в первую очередь дети должны принять факт, что у нас с тобой все серьезно, навсегда.Полина испуганно спросила:— Ты хочешь сказать, что, соединившись, мы разрушили свои семьи и утратили влияние на собственных детей?Буравин устало покачал головой:— Не я так говорю. Это ты так интерпретируешь. Я хочу сказать, что ты уличаешь Катерину в том, что она пришла в гости к своему бывшему жениху, тогда как ходишь в гости к своему бывшему мужу.Полина вскинула голову:— Виктор! Но мы же с тобой договорились! Я пошла туда с твоего ведома!— С моего вынужденного согласия. Но по собственной инициативе, — возразил Буравин.— Но Алешка… — напомнила Полина. Буравин кивнул, соглашаясь:— Да, слава Богу, ты там оказалась. Но подумай сама еще вот о чем: как Катя могла истолковать твой визит в дом Бориса? И как они со своей матерью могли это расценить?— Если хочешь знать, мне плевать, что подумала обо мне Таисия! Я ходила к Борису потому, что он мне не посторонний человек! — возмутилась Полина.— Хорошо же ты сказала! Моя бывшая жена — на нее можно плевать. А твой бывший муж — не посторонний человек. Между прочим, они оба с нами связаны навсегда. Таисия — мать моей дочери. Самойлов — отец твоих сыновей.— Ох, извини. Я, кажется, в запале что-то не то сказала…— спохватилась Полина.— Ничего. Лишний раз убедился, что женщины руководствуются эмоциями, а не логикой, — вздохнул Буравин.— Но ведь Борис, кроме того, еще и тебе не посторонний человек. Вы с ним дружили всю жизнь.Буравин грустно кивнул:— Да, я с тобой согласен. И меня, если честно, угнетает, что мы враги. Понимаю, что прежних отношений не будет, но какие-то дипломатические, приятельские отношения… могут быть.Полина развела руками:— Вот. Ты со мной и согласился. Мои эмоции и твоя логика.— Тогда давай договоримся впредь: если ты пойдешь проведать ребят или Бориса — я поеду вместе с тобой. Подожду тебя во дворе, в машине. Но я буду рядом. Хорошо?Полина охотно согласилась:— Хорошо. Я не обещаю тебе, что буду рядом, когда ты захочешь навестить Таисию с Катей, но… Пожалуйста, предупреждай меня о визитах в бывшую семью заранее!— Хорошо! — обнял ее Буравин. * * * Выходя из подъезда, Катя столкнулась с Лешей. Она была готова пулей пролететь мимо него, но Алеша ее остановил, схватив за руку.— Чего тебе надо, сердечник?— А что ты такая неласковая сегодня, а? — зло спросил Леша.Катя огрызнулась:— Будешь с вами ласковой! Свяжешься, потом себе дороже. Отстань от меня, Алеша!— Отстану. Но сначала нам надо поговорить.Он смотрел пристально и сердито в глаза Кате. Она снова попыталась вырваться:— Что вы все ко мне привязались сегодня?— Катя, скажи честно, зачем тебе весь этот маскарад был нужен?— Ты что? Какой маскарад? — возмутилась Катя.— С переодеванием. Она пожала плечами:— О чем ты говоришь? Я пришла к тебе для того, чтобы помириться. Но тебе стало плохо, я страшно испугалась, не знала, что делать.Катя перевела дух— и продолжала вдохновенно врать:— А твоя Маша, вместо того чтобы помочь, вызвать «скорую помощь», стала кричать и выяснять отношения. Я не сдержалась и тоже высказала ей все, что думаю.— Да? А зачем ты меня раздела? Неужели для того, чтобы мне помочь, нужно было снимать с меня рубашку? По-другому никак?Катя оправдывалась:— Леша, у тебя был сильный жар. Я хотела обтереть тебя холодным полотенцем, только и всего.— Ну а блузку с себя зачем сняла? Маша сказала, что ты была в моей рубашке!— Я была в твоей рубашке? Не помню такого. Может, твоей Маше это просто померещилось? Знаешь, как говорят: у страха глаза велики.— Не наговаривай на Машу! — воскликнул Леша.— Я не наговариваю. Я, например, вообще плохо помню, что было в тот день. Может, и с ней что-то подобное?— Маша говорит, что все прекрасно помнит. Катя поджала губы:— Ну, не знаю. Я тогда чуть от страха не померла — первый раз оказалось одна рядом с человеком, которому стало плохо. До раздеваний ли мне было? И вообще, я стою тут и оправдываюсь перед тобой, а ты должен мне сказать спасибо — ведь я спасла тебе жизнь.— Спасибо, конечно… Только из-за этого Маша видеть меня не хочет, — вздохнул Леша.— Нет, ну было бы из-за чего истерики закатывать. Я ведь тебе первую помощь оказывала, а не просто так обнимала и прижималась к тебе, — и Катя показала, как она не обнимала Лешу, крепко обняв его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111