Я просто хотел сказать, что у тебя, Костенька, получается сухим из воды выходить. Брательника своего собственноручно чуть на тот свет не отправил. И ничего. Вышел сухим из воды, как гусь.Костя зло смотрел на Леву:— Это ты не напоминаешь, называется?— Ах, какой ты ранимый. Ладно, кто старое помянет, тому глаз вон. Я это тебе говорю, но с остальными-то я — могила. — Лева приставил палец к губам, улыбаясь.— Ты не говорил, а вот я сказал. Кате сказал, — понурился Костя.— Об этом ты мне уже сообщил. Только ей-то — зачем?— Да, я — дурак. Но у меня есть оправдание. Я — влюбленный дурак. — Костя вздохнул.Они вновь синхронно посмотрели на часы, и Лева решительно заявил:— Все. Пора. Едем к окнам изолятора.— Там долго не постоишь.— А долго и не придется. Как бы не опоздать! Едем!Машина тронулась с места и вскоре остановилась у другой стены здания милиции, у окон с белыми занавесками.— Интересно, а почему здесь решеток нет? — Костя выглянул из машины:— Потому что больным не до побега. Им бы выжить.— А вот и нет, Мой брат из больницы бежал, — возразил Костя.— Бежал же. Успешно. А врачам кажется, что их пациенты должны послушно лежать в своих лежбищах, как морские котики, — хмыкнул Лева.— Тебе бы, Лева, не рестораном заведовать, а куда-нибудь в творчество определиться. Что ни фраза, то афоризм, — съязвил Костя.Лева отпарировал:— Зря думаешь, что в ресторане творчество не нужно. Еще как нужно. Самая что ни на есть творческая профессия! Изменила муза — ушел клиент. Вот так. Слушай, а как там в аннотации к лекарству написано, какой срок действия препарата?— От минуты до десяти. В зависимости от особенностей организма.— Может быть, у него организм по-особенному особенный?— Не каркай, — Костя вздрогнул.— А что, не каркай! У них сейчас ужин по расписанию, камеру проверить должны — сто пудов. Может быть, всем на него плевать? Поставили миску да пошли дальше.— Лева, сейчас ты сомневаться начал. Может быть, уедем? — предложил Костя.— Все, все, молчу… Но я бы у себя такого не позволил… подать блюдо не вовремя! Это же неслыханно! Причем совершенно неважно, какое это блюдо — фуа-гра или тюремная баланда.— Да, и от того, и от другого болит печень…— А ты-то откуда знаешь? От тюрьмы ты, Костенька, успешно спасаешься, а фуа-гра тебе пока не по карману, — хихикнул Лева.Костя зло огрызнулся:— Я думаю о том, что могло произойти. Смотрителю на самом деле стало плохо. Не на пять-десять минут, а серьезно…— О, я смотрю, у тебя появились к Михаилу Макарычу настоящие человеческие чувства.— Да нет, никаких чувств. Просто если он… кирдык, то и наши деньги… кирдык.Лева вновь глянул на часы и согласился:— Да, мне это ужасно все не нравится. И на какие только жертвы не приходится идти ради женщин!— Ты про меня? — отозвался Костя. Лева вздохнул:— И про себя тоже. Моя рыжая чертовка с бриллиантовым блеском в глазах совершенно ясно представляет роль мужчины в доме. Сексуальный обеспечитель всех ее капризов.— Сколько прошло времени?— Пятнадцать минут…— Фу, я думал, два часа… — тяжело выдохнул Костя.— У тебя состояние измененного сознания, Костя. Транс от страха, — объяснил Лева.— Это ты у Риммы таким красивым словам выучился? — язвительно спросил Костя.Лева поднял брови:— А что? Римма, между прочим, психоаналитик по образованию.— Да ну? А чего же она в гадалках прозябает? — удивился Костя.— Потому что роскошествовать с дипломом в десять раз хуже, чем прозябать в гадалках, как ты говоришь. Тарифы иные.— Да, у тебя с твоей половиной тоже много общего, — задумчиво протянул Костя.— Кто спорит!И они снова, не сговариваясь, посмотрели на часы и дружно вздохнули.— Все, время вышло, — сказал Лева.— Зря ждали. Обломил он нас, — кивнул Костя. — Что, поехали? Или подождем пять минут? Давай встанем под окнами кабинета следователя. Может быть, что поймем.— Накатаемся у милиции на свою голову! — пожал плечами Лева. * * * Зинаида сидела на кухне за столом. Маша вышла из своей комнаты нарядная, улыбающаяся, и бабушка сразу спросила:— Машенька, ты собралась куда-то?— Да, бабушка. У меня свидание. С Алешей, — улыбнулся Маша.— Подожди. Какое свидание? Вы же тут уже… живете? — не поняла Зинаида.Маша опустила глаза:— Алеша тут живет на чердаке. А я в своей комнате.— Постой, постой, присядь. Давай поговорим, — заволновалась Зинаида.— О чем, бабушка? — Маша не собиралась задерживаться, но Зинаида настаивала:— Так, о женском. Я хочу у тебя спросить, только, ради Бога, не обижайся… У вас с Алешей вчера что-нибудь было?— Ну бабушка! — Маша вспыхнула.— Что бабушка, что бабушка! Я же не из любопытства тебя спрашиваю. Просто знаю, к чему вы…стремились. И Сан Саныч меня уговорил уехать из дому. Я что, не понимаю, что ли?— Но вы же вернулись! — возразила Маша.— Но не сразу же! Маша покачала головой:— Нет, бабушка. Вчера ничего не было. И вы здесь ни при чем.— Машенька, о чем не хочешь говорить — не говори. Я тебя пытать не буду. Но ты меня, пожалуйста, послушай, внученька!..— Бабушка, может быть, потом? Я сейчас тороплюсь… — Маша попыталась уйти.Зинаида погрозила пальцем:— Успеешь. К Алешке своему убежать успеешь. А вот бабушкины слова мимо ушей пропускать не надо.— Хорошо, я слушаю, — обреченно вздохнула внучка.— Маша! Если у вас ничего так и не случилось, то, может быть, это к лучшему? Может быть, это знак, что не нужно торопить события? А?— Бабушка, но позволь мне самой… Вернее, нам самим с Алешей решить этот наш внутренний вопрос.Зинаида закивала:— Конечно, конечно. И вопрос внутренний, и решать в конечном итоге будете вы с Алешей. Никто с этим не спорит. Дело в том, что если тебя вчера вечером что-то остановило… или кто-то остановил… это может быть неспроста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111