Я даже скрестила пальцы, моля судьбу о том, чтобы они не отказались пустить нас.
– О, да пусть только попробуют не пустить! – заявила Гейл. – Садик теперь принадлежит и нам. – И, чтобы подчеркнуть свою решимость, сказала, чтоб я позвонила Рику и попросила раздобыть жаровню для каштанов.
– Но ведь сейчас для каштанов еще не сезон, – робко заметила я.
Гейл окинула меня снисходительно-насмешливым взглядом:
– Это верно, дорогая. Вот почему Рику будет не просто раздобыть жаровню.
– Ну а каштаны?
– Послушай! Для Рика не существует сезонных проблем. Найдет, если захочет.
И он нашел. И щипчики тоже. И маленькие коричневые пакетики. Вопросов я не задавала. Рик даже вызвался быть шеф-поваром, утверждая, что еще мальчишкой проделывал это много раз у выхода из лондонских театров в то время, когда торговли вразнос и с лотков еще не было и в помине. Мне определенно все больше нравился Рик. Эдакий тихий и нежный воришка, которого очень удобно иметь под рукой, как прирученного горностая в доме.
Ко времени, когда прибыли мы с Ральфом, у Гейл все уже было почти готово. Прилавок покрывала белая скатерть, уставленная узенькими бокалами для шампанского. Рядом в огромном оловянном тазу гремели кубики льда. Стол, взятый напрокат у соседей, ломился от угощений – салатов, салями, оливок и прочего, которые обязался поставить Ренато. Сам он обещал подойти чуть позже, когда спадет наплыв посетителей в ресторане.
Было уже почти семь. Через окно, выходившее на задний двор, я видела, как Рик в ранних сумерках колдует над жаровней. Он принес несколько фонариков, и в их желтоватом свете я заметила, что он собрал все деревянные скамьи из общего сада и расставил их неподалеку от огня.
– Ну что, тогда вперед! – скомандовала Гейл, хлопнув в ладоши. – Мне, черт возьми, просто необходимо выпить!
И она с хлопком открыла первую бутылку шампанского.
– За нас и состояние, которое мы собираемся сколотить! – сказала она, поднимая бокал. При этом шаль совершенно изумительной радужной расцветки, которую она накинула поверх платья, заискрилась и заиграла, словно закатное небо над бурным морем.
И тут начали прибывать первые гости.
В течение часа или около того это походило на официальный прием (за мой счет). Я уже была не рада, что мы все это затеяли.
– Позвольте представить, Анжела Мертон, мой партнер. Затем на речи Гейл стало сказываться выпитое шампанское.
– Знакомьтесь, Анжела. Нет, тебе она не по зубам, дорогуша! Она у нас замужем.
– Знакомься, Анжела. Потрясающая девушка, но не для тебя, лапочка. Она предпочитает мужчин.
Гейл была знакома со всеми, всех обнимала, каждого знакомила со мной, подталкивала меня от одного гостя к другому. Пока я не начала чувствовать себя пакетом, передаваемым из рук в руки. То жена посла в Мексике; то какая-то дама из Найтсбриджа с лицом, напоминавшим маску неведомого племени; то некий аргентинец, знаменитый игрок в поло, в сопровождении некоего восторженного юного создания, годившегося ему в дочери; то леди с громкой фамилией, которая умудрялась разговаривать и одновременно сохранять на лице светскую улыбку; затем – модель, столь совершенных форм создание, что рядом с ней я почувствовала себя неуклюжей старой кошелкой.
А затем вдруг Кэролайн, ощущавшая себя как рыба в воде, словно все вокруг принадлежит только ей. Она обернулась ко мне.
– Вот уж не подозревала, что ты знакома со всеми этими людьми, Анжела! – сказала она и снова развернулась лицом к гостям, с которыми только что разговаривала.
На ней были невероятно узкие джинсы и коричневые замшевые сапоги до колен, туалет довершала кремовая шелковая блуза, завязанная на животе узлом. Не слишком похоже на вечерний наряд, если не считать того, что шею Кэролайн украшал золотой ошейник с рубинами, денег от продажи которого наверняка хватило бы на расплату с внешними долгами страны.
– Да не знаю я их! – раздраженно бросила я, но она, похоже, не слышала.
Я потеряла Ральфа; лишь время от времени видела, как он мелькает в толпе, беседуя с дамой, возраст которой позволял предположить, что она помнила его еще молодым и знаменитым. И я тут же устыдилась злобной своей мысли.
Был здесь и Патрик, которого Кэролайн бросила на произвол судьбы еще с порога. С выражением детского восторга и изумления на лице он болтал с невероятно тоненькой и гибкой моделью, время от времени делая бесплодные усилия оторвать взор от ее прелестей, прикрытых какой-то полоской ткани.
И Ренато. Он протолкался сквозь толпу, деловито чмокнул меня в щеку. Гейл тут же подхватила его и увлекла за собой, сверкая огненной гривой волос и радужной шалью.
Я твердила себе, что все это надо для дела, что именно так начинается взлет в карьере, что все эти люди собрались здесь только потому, что мне, именно мне пришла в голову блестящая идея. Но потом вдруг меня охватила паника. Я видела, как остатки моих сбережений, вложенные в угощения, быстро исчезают в семидесяти – восьмидесяти глотках, а взамен – ничего, если "не считать все нарастающего шума голосов.
И я сказала себе: «Ненавижу приемы!» Отошла в сторонку и рассеянно смотрела в витрину, где красовался манекен, спасенный мной со свалки и наряженный в мои панталоны Джанет Риджер и кружевной бюстгальтер. И вдруг над ухом прозвучал тихий голос:
– Интересно, чьи ж это вещички?
Я вздрогнула, обернулась и увидела фотографа. Жильца сверху, которого сама пригласила. Глаза его смеялись.
– Мои, – ответила я.
Секунду-другую он молча смотрел на меня, уголки губ приподняты в улыбке. Затем взглянул на манекен, потом снова на меня. Настала пауза, словно заряженная электрическим током.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129