ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Я чувствовала запах Констанцы.
Думаю, мистер Чаттерджи понял, в каком я была состоянии, и стал успокаивать меня. Затем с выражением священника, принимающего причастие, или же – вот уж действительно! – железнодорожного служащего, разбирающегося в сложном расписании движения, он дал мне последнюю порцию советов. Он сказал мне, что я должна возвращаться.
– Куда возвращаться? И когда? – мрачно осведомился Векстон, когда этим вечером мы сидели за обедом.
– Я еще ни в чем не уверена, – сказала я. – Но я знаю путь, как и вы.
* * *
Через неделю я была уже в Нью-Йорке. Мне нужно было увидеться с моей крестной.
Констанца создала меня, я могу смело это утверждать: она вырастила меня, и это было сущей правдой, ибо я попала к ней ребенком и оставалась на ее попечении до двадцати лет. Однако Констанца оказывала на меня гораздо более глубокое воздействие. Я воспринимала ее как мать, как наставницу, как вдохновительницу. Она была для меня и вызовом, и подругой. Может, это было слишком опасным сочетанием, но в таком случае Констанца сама по себе излучала опасность, в чем мог бы вас уверить любой мужчина, павший ее жертвой. Именно ощущение исходящей от нее опасности составляло суть ее обаяния.
Мой дядя Стини, который обожал Констанцу и, думаю, в некоторой степени побаивался, называл ее матадором. Прикованные к яркому плащу очарования, которым она размахивает перед вами, говаривал он, вы всецело поглощены этим представлением, вы столь захвачены им, что слишком поздно успеваете заметить, как точно и умело она всаживает клинок в ваше сердце. Но Стини вообще любил преувеличивать. Констанца, насколько я ее знала, была сильной личностью, но в то же время и уязвимой.
Констанца вообще была сплошной загадкой. Я выросла в ее доме, я долго жила рядом с ней, но никогда не была уверена, что полностью понимаю ее. Я обожала ее, любила ее, случалось, она меня удивляла, а порой шокировала, но никогда не чувствовала, что понимаю. Может, и это было частью ее обаяния.
Когда я говорю «обаяние», то не имею в виду уклончивую, искусственную легкость, которая считается таковой в обществе. Я говорю о гораздо более тонкой материи, о необъяснимом даре производить на людей впечатление, привлекать их к себе. Этим даром Констанца обладала задолго до того, как я встретила ее. К тому времени, когда я обосновалась у нее в Нью-Йорке, ей уже была свойственна репутация Цирцеи наших дней.
– Повсюду следы разбитых сердец, Викки, моя дорогая! – не без едкости, но и восторга позже провозглашал дядя Стини. – Следы униженных мужчин. Это обломки сумасшедшей карьеры Констанцы.
Такова была точка зрения Стини. Если Констанца и доводила людей до краха, беды эти обрушивались на представителей мужского пола. Если страдали женщины, утверждал он, это случалось непреднамеренно; просто они оказывались беспомощны перед стремительным напором Констанцы. Стини воспринимал Констанцу не столько как колдунью, но скорее как воина. Она овладевает мужчинами, утверждал он, и от ее чувственности вибрирует воздух; она пускает в ход свою красоту, свой ум, свое очарование и свою волю как смертоносное оружие, неизменно одерживая победу в этих войнах на истощение противника.
Тогда я ни во что это не верила. Я считала, что мой дядя склонен все драматизировать. Я любила Констанцу, потому что она была добра ко мне. Когда Стини пускался в свои рассуждения, я неизменно возражала: «Она храбрая, жизнерадостная, одаренная личность, она благородный человек». Но в одном смысле мой дядя был действительно прав. В Констанце в самом деле таилась некая опасность. Хаос манил ее к себе, как железо тянется к магниту. Рано или поздно, но неизбежно способность Констанцы разрушать жизнь должна была сказаться и на мне. Что и произошло восемь лет назад, когда ей удалось успешно расстроить мой будущий брак. Тогда мы поссорились, и за восемь лет разрыв между нами стал окончательным. Все это время я не встречалась с нею. У меня была новая жизнь. Констанца, сама превосходный декоратор, отлично вымуштровала меня и многому научила, карьера моя складывалась как нельзя лучше. Я свыклась с одиночеством, научилась находить удовольствие в предельно уплотненном расписании дел.
Сейчас я настраивалась на встречу с Констанцей. Едва только я вышла из здания аэровокзала в духоту города, то сразу же почувствовала, что она здесь, где-то в городе, вне поля моего зрения, но очень близко. Нервы мои были напряжены, потому что я не выспалась, но я была исполнена ложного оптимизма: я ни на секунду не сомневалась, что она ждет меня.
В своем воображении я рисовала примирение, бесчисленные вопросы и ответы, наши общие попытки объяснить прошлое и аккуратную черту перед подведением итогов. Конечно, я ошибалась. Я думала, что прибыла на место, когда на деле путешествие только начиналось.
* * *
Констанца никогда не писала писем, но любила общаться по телефону. В ее распоряжении было несколько отдельных телефонных номеров, и я стала звонить по всем. Но ответом было молчание. Друзья, до которых я сумела дозвониться, вежливо убеждали меня, что рады слышать мой голос после стольких лет, но не могут припомнить, когда последний раз виделись с Констанцей.
Примерно к восьми вечера, переборов сонливость, я взяла такси и отправилась к дому, в котором когда-то жила. Грузный швейцар сообщил, что мисс Шоукросс уехала и квартира заперта. Нового адреса она не оставила.
Констанца была здесь, и я чувствовала ее присутствие. Несмотря на такое время года, она была не в Европе, а тут, на Манхэттене, где-то за углом. Еще один телефонный звонок – и я найду ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276
Думаю, мистер Чаттерджи понял, в каком я была состоянии, и стал успокаивать меня. Затем с выражением священника, принимающего причастие, или же – вот уж действительно! – железнодорожного служащего, разбирающегося в сложном расписании движения, он дал мне последнюю порцию советов. Он сказал мне, что я должна возвращаться.
– Куда возвращаться? И когда? – мрачно осведомился Векстон, когда этим вечером мы сидели за обедом.
– Я еще ни в чем не уверена, – сказала я. – Но я знаю путь, как и вы.
* * *
Через неделю я была уже в Нью-Йорке. Мне нужно было увидеться с моей крестной.
Констанца создала меня, я могу смело это утверждать: она вырастила меня, и это было сущей правдой, ибо я попала к ней ребенком и оставалась на ее попечении до двадцати лет. Однако Констанца оказывала на меня гораздо более глубокое воздействие. Я воспринимала ее как мать, как наставницу, как вдохновительницу. Она была для меня и вызовом, и подругой. Может, это было слишком опасным сочетанием, но в таком случае Констанца сама по себе излучала опасность, в чем мог бы вас уверить любой мужчина, павший ее жертвой. Именно ощущение исходящей от нее опасности составляло суть ее обаяния.
Мой дядя Стини, который обожал Констанцу и, думаю, в некоторой степени побаивался, называл ее матадором. Прикованные к яркому плащу очарования, которым она размахивает перед вами, говаривал он, вы всецело поглощены этим представлением, вы столь захвачены им, что слишком поздно успеваете заметить, как точно и умело она всаживает клинок в ваше сердце. Но Стини вообще любил преувеличивать. Констанца, насколько я ее знала, была сильной личностью, но в то же время и уязвимой.
Констанца вообще была сплошной загадкой. Я выросла в ее доме, я долго жила рядом с ней, но никогда не была уверена, что полностью понимаю ее. Я обожала ее, любила ее, случалось, она меня удивляла, а порой шокировала, но никогда не чувствовала, что понимаю. Может, и это было частью ее обаяния.
Когда я говорю «обаяние», то не имею в виду уклончивую, искусственную легкость, которая считается таковой в обществе. Я говорю о гораздо более тонкой материи, о необъяснимом даре производить на людей впечатление, привлекать их к себе. Этим даром Констанца обладала задолго до того, как я встретила ее. К тому времени, когда я обосновалась у нее в Нью-Йорке, ей уже была свойственна репутация Цирцеи наших дней.
– Повсюду следы разбитых сердец, Викки, моя дорогая! – не без едкости, но и восторга позже провозглашал дядя Стини. – Следы униженных мужчин. Это обломки сумасшедшей карьеры Констанцы.
Такова была точка зрения Стини. Если Констанца и доводила людей до краха, беды эти обрушивались на представителей мужского пола. Если страдали женщины, утверждал он, это случалось непреднамеренно; просто они оказывались беспомощны перед стремительным напором Констанцы. Стини воспринимал Констанцу не столько как колдунью, но скорее как воина. Она овладевает мужчинами, утверждал он, и от ее чувственности вибрирует воздух; она пускает в ход свою красоту, свой ум, свое очарование и свою волю как смертоносное оружие, неизменно одерживая победу в этих войнах на истощение противника.
Тогда я ни во что это не верила. Я считала, что мой дядя склонен все драматизировать. Я любила Констанцу, потому что она была добра ко мне. Когда Стини пускался в свои рассуждения, я неизменно возражала: «Она храбрая, жизнерадостная, одаренная личность, она благородный человек». Но в одном смысле мой дядя был действительно прав. В Констанце в самом деле таилась некая опасность. Хаос манил ее к себе, как железо тянется к магниту. Рано или поздно, но неизбежно способность Констанцы разрушать жизнь должна была сказаться и на мне. Что и произошло восемь лет назад, когда ей удалось успешно расстроить мой будущий брак. Тогда мы поссорились, и за восемь лет разрыв между нами стал окончательным. Все это время я не встречалась с нею. У меня была новая жизнь. Констанца, сама превосходный декоратор, отлично вымуштровала меня и многому научила, карьера моя складывалась как нельзя лучше. Я свыклась с одиночеством, научилась находить удовольствие в предельно уплотненном расписании дел.
Сейчас я настраивалась на встречу с Констанцей. Едва только я вышла из здания аэровокзала в духоту города, то сразу же почувствовала, что она здесь, где-то в городе, вне поля моего зрения, но очень близко. Нервы мои были напряжены, потому что я не выспалась, но я была исполнена ложного оптимизма: я ни на секунду не сомневалась, что она ждет меня.
В своем воображении я рисовала примирение, бесчисленные вопросы и ответы, наши общие попытки объяснить прошлое и аккуратную черту перед подведением итогов. Конечно, я ошибалась. Я думала, что прибыла на место, когда на деле путешествие только начиналось.
* * *
Констанца никогда не писала писем, но любила общаться по телефону. В ее распоряжении было несколько отдельных телефонных номеров, и я стала звонить по всем. Но ответом было молчание. Друзья, до которых я сумела дозвониться, вежливо убеждали меня, что рады слышать мой голос после стольких лет, но не могут припомнить, когда последний раз виделись с Констанцей.
Примерно к восьми вечера, переборов сонливость, я взяла такси и отправилась к дому, в котором когда-то жила. Грузный швейцар сообщил, что мисс Шоукросс уехала и квартира заперта. Нового адреса она не оставила.
Констанца была здесь, и я чувствовала ее присутствие. Несмотря на такое время года, она была не в Европе, а тут, на Манхэттене, где-то за углом. Еще один телефонный звонок – и я найду ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276