Девушка что-то сказала.— Что?Она повторила свои слова.— Вы… это вы чужеземец? — спросила она застенчиво.— Да, я. Я чужеземец, — промямлил он. — Конечно, чужеземец. Это уж точно.— Вы… вы идете во дворец? — спросила она, отступив на несколько шагов.— Да, хотел бы, — сказал он. (Нельзя ее пугать, а то она исчезнет, вдруг это богиня, вдруг Афина. Я должен твердо стоять на ногах и говорить твердым голосом.)— Я чрезвычайно хотел бы направиться в сторону дворца, — заявил он с расстановкой, четко выговаривая каждое слово.— Барышня… Ее милость, — поправилась она, — приказала, чтобы я вас провела. — И она пошла вперед по широкой улице между домами. Из садовых калиток и дверей домов струился свет, колыхались тени, он увидел, что это девочка-подросток.Сквозь винные пары он сознавал, что этот город похож на его родной город, только, может быть, побольше. Похож: он был также на тот распроклятый, далекий, сожженный и разграбленный город, только, наверно, поменьше. Дворец, светлым пятном выступавший из мрака, был похож на его собственный дворец, каким он ему помнился, разве что побольше, кто его знает. Девочка была такой же смертной девушкой, как царевна (как бишь ее зовут? Что-то связанное с кораблями, с морем), только помоложе. Он хотел положить руку ей на плечо, но не осмелился. Ах ты девчурка моя, смутно подумал он, опора ты моя, посох ты мой, пастушка ты моя, посланница богини.— Это здесь, — сказала девочка и остановилась у ворот. ведущих во двор. — Не забудьте, сначала обратитесь с приветствием к царице.Он, шатаясь, побрел по двору, девушка растворилась где-то в пространстве, в темноте, в дверях, прорубленных в белесоватой стене. Здесь стоят часовые, догадался он, но часовые ни о чем его не спросили. И он двинулся к светлому проему, туда, где были цари, царицы, люди. Первое, что он увидел в зале, переступив его высокий, сверкающий медью порог, был огонь в круглом очаге, обведенном колоннами, и его желтые и красные отблески на кубках. Свет от очага падал на полную, добродушную с виду женщину, которая сидела и пряла, держа в руке поблескивающее веретено. Рядом с ней в кресле сидел мужчина. Вдоль стен за гладко обструганными столами, на которых стояли сверкающие кубки и кратеры, расположились седобородые мужи.Он подошел прямо к женщине, остановился, пошатнулся, ноги у него подкосились. Стукнувшись коленными чашечками о каменный пол, он положил голову ей на колени.Я сплю в доме у людей, подумал он. Глава двадцать вторая. ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ НЕСТОРА Завершив свой туалет, Телемах сиял, благоухал и чувствовал себя полубогом. Он удовлетворенно оглядел себя в медное зеркало, которое обнаружил на постели, когда вернулся из купальни. Он никак не мог отделаться от мысли, что, пожалуй, он и впрямь неотразим.Утренний воздух был удивительно чист и свеж; никогда еще мне не доводилось видеть такого ясного и свежего утра, подумал он, проходя через мегарон к алтарю, расположенному во внутреннем дворе.Между тем Нестор развил кипучую деятельность. Одного из зятьев, сына по имени Персей и слугу он послал на ближайшее пастбище, чтобы привести оттуда жертвенную телку, но ее привели еще до того, как трое посланцев отправились в путь, — оказалось, старик забыл, что отдал приказание пастуху еще вчера. Потом он послал вестника на Телемахов корабль, и вся разобиженная компания молодежи, которая накануне в припадке разочарования устроила на берету пиршество, перепилась, учинила драку и еще не проспалась с похмелья, явилась в город в полном составе, исключая, правда, двух бедолаг, которым наказали сторожить корабль. Выйдя во двор, Телемах издали услышал, что приближаются его друзья.Алтарь был сложен из четырех лоснящихся от жира камней — по сути дела, самый обыкновенный низкий очаг. Зятья, сыновья и слуги ждали; кроме них сюда пришли многие жители города. Домочадцы считали происходящее празднеством, так же относились к нему и некоторые горожане — они облачились в свое самое нарядное платье, многие мужчины прихватили с собой оружие — старое, унаследованное от отцов, и новое: тяжелые длинные щиты и легкие круглые, которые они держали неловко и неумело. Пришла сюда и городская беднота — эти больше из любопытства, похоже не испытывая настоящего религиозного пыла; проникновенный и возвышенный смысл церемонии, как видно, совершенно от них ускользал.А Нестор кричал и командовал своим надтреснутым голосом. Быть может, для затравки, до того, как появилась его супруга, он успел осушить кубок-другой неразбавленного вина. Подвели телку, Фрасимед и Писистрат уже стояли наготове: один держал тяжелый убойный бронзовый топор, другой — длинный обоюдоострый нож. Увидев Телемаха, Нестор воскликнул:— Ага, глядите, вот и он!Телемах поклонился, произнес слова приветствия и поблагодарил за вчерашний прием. Старик встал возле алтаря-очага, подошли два раба с охапками хвороста и несколькими чурками. Нестор пояснял происходящее: ждали корабельщиков Телемаха и Лаэрка.— Это наш золотых дел мастер, понятно? Прежде чем заклать телку и посвятить ее богам, мы позолотим ей рога. Таков с давних пор здешний обычай. — И тут же закричал: — Куда запропастился этот Лаэрк! Долго мы будем стоять тут и ждать? А где Эвридика и дочери? Разве они не придут? Беги позови их!Писистрат повернулся лицом к дому и крикнул так, что эхо прокатилось по обоим дворам:— Мама! Девочки! Ау-у!Б окне верхних покоев показалась Эвридика.— Нечего орать без толку, мы и так все слышим. Сейчас приду!— «Сейчас приду», — ворчливо передразнил Нестор. — Это она всегда говорит, когда мы жертвы приносим, а сама норовит увильнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158