Он стал упираться, захныкал:— Ты что, не понимаешь, женщина, у нас в гостях побывала Афина Паллада, мы должны это отметить.Она пожала плечами, властная, степенная, ее было не легко пронять.— Тебе мерещится Афина и еще невесть кто всякий раз, как ты хлебнешь лишку, — сказала она напрямик и отнюдь не добродушно. — Пошли!Но прежде чем старика увели наверх, он пожелал собрать и пересчитать все кубки; свой собственный прекрасный кубок, украшенный голубками, он не выпускал из рук, но Высокоправедная отняла его у старика и передала сыну Эхефрону, который, по-видимому, должен был отнести самую дорогую утварь в шкаф, стоящий в спальне.Вот и все, что запомнилось Телемаху из того, чем закончился первый день, проведенный им в Пилосе. Теперь пора вставать, подумал он, зажмурился и, потянувшись, зевнул. Сосчитаю до десяти — раз, два, три, четыре, пять… Дома я никогда не пил так много, да еще такого крепкого вина, но нельзя же было отказаться, когда наливают и провозглашают здравицы. Пили и за его отца. Нестор мало-помалу вспомнил уйму всяких историй, большей частью непристойных. «Надеюсь, ты пошел в него, — говорил старик. — Одиссей насчет этого был малый не промах…» Восемь, девять, десять. Телемах начал считать сначала, но, когда он нехотя добрался до семи, дверь отворилась. Он открыл глаза., поднял голову и посмотрел.На пороге стояла девушка лет шестнадцати-семнадцати с темными блестящими и любопытными глазами, та самая, которую он мельком видел накануне. Она остановилась в дверях, оглядела комнату, снова взглянула на него и улыбнулась. Он откинул со лба волосы, проглотил слюну. Девушка и впрямь была прехорошенькая. Она размахивала большой пушистой простыней.— Мама шлет вам привет и спрашивает, не хотите ли вы принять ванну.Она щебетала — трудно было подобрать другое слово, чтобы определить ее голос, ее смешливый голосок. Она развернула простыню, встряхнула ее.— О, — смущенно сказал Телемах, откашлявшись (здорово мы вчера перебрали), — боюсь, это вас затруднит.— Ничуть, — звонко сказала она. — Я покажу вам купальни, вот и все.— Но… — Он запнулся.— Купальня здесь рядом, — продолжал звонкий голосок. — Если желаете, я вам помогу.Он покраснел, он понял.— Да… но… боюсь, это вас слишком затруднит.— Ничуть, ничуть, — снова защебетала она. — Я всегда помогаю героям… то есть когда герои приезжают к нам в гости.Телемах приподнялся на локте, чувствуя, что заливается краской, но все-таки улыбнулся ей.— Положите простыню сюда, на стул, я справлюсь сам. Где у вас купальня?— Я вам покажу, — повторила она. — Не смущайтесь, я привыкла к мужчинам. Если хотите, я потру вам спину. Идемте — если только час для вас не слишком ранний. Но ведь до вашего отъезда надо успеть принести жертву богам. Или, может, по-вашему, еще слишком рано?В вопросе, конечно, была ирония. Он рассердился, вернее, не рассердился, а просто немного обиделся. Ну и нравы у них, такое деревенское простодушие — дальше ехать некуда, даром что тут двор царя Пилоса и все прочее. У нас на Итаке и то лучше. Вот тебе и Большая земля.— Пойдемте же, — настаивала она. — Говорю вам, они готовят жертвоприношение, ну и всякое такое.Телемаху никак не удавалось овладеть собой. В горле стоял комок — хоть бы отпустил поскорей. Она была маленького роста, хорошо сложена, с темными волосами — свет из окна под самым потолком падал прямо на нее. Она стояла в квадрате утреннего света, в полуоткрытой двери, ведущей в коридор. Банщицы обыкновенно бывали старые и чаще всего чернокожие. На скамеечке посреди комнаты валялся хитон Телемаха, его выходная одежда с богатой вышивкой, — на родном острове лучший хитон был разве что у Антиноя; рядом с кроватью Писи-страта холмился измятый плащ — ночью он хотел его повесить на крючок (здорово мы вчера перебрали), но промахнулся. Одна из сандалий была небрежно брошена посреди комнаты, другая куда-то запропастилась. В углу стоял кувшин то ли с водой, то ли с уже разбавленным вином.— Где у вас купальня? — спросил Телемах уже несколько более твердым голосом. — Я сам найду, только скажите где.— Я покажу вам, если вы пойдете со мной, — ответила она.Во дворе кто-то что-то крикнул. Оба прислушались.— Это папа шумит, он всегда шумит в день заклания. А вы любите, когда приносят жертвы? По-моему, это так противно.Он встряхнулся и изо всех сил постарался овладеть собой — превратиться в зрелого, исполненного достоинства мужа, настолько зрелого и исполненного достоинства, насколько это возможно для провинциального гостя с островов, оказавшегося в подобном положении в ранний час на другое утро после затянувшейся до поздней ночи попойки.— Жертвоприношения священны и необходимы, — сказал он.Высокопарные слова прозвучали смешно — он покраснел под взглядом ее блестящих темных глаз.— В общем, приносить жертвы богам — дело хорошее, — сказал он коротко, по-мужски, — А как вас зовут?— Поликаста, — ответила она, вильнув бедрами и переступив с ноги на ногу, она была босиком. — Как вы думаете, правда, что вчера у нас побывала в доме Афина? Тот высокий светловолосый господин?— А разве вы его видели? — спросил он, протягивая руку, но до хитона дотянуться не удалось.— Когда приезжают важные гости, нам в мегароне быть нельзя, — объяснила она, и выражение ее лица переменилось: стало обиженным, губы выпятились, надулись. — Только мальчикам и замужним сестрам позволяют выходить к гостям. — Она прошлась по комнате и, подняв плащ, бросила ему: — Вы его ищете? — Ему показалось, что в тоне ее прозвучало презрение.Он рывком подтянул к себе плащ и сел, держа его в руках. А вдруг я вчера заблевал его!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158