Каждый раз, когда она смотрела на меня теперь, выражение ее лица менялось. Она не видела меня в целом, а разглядывала по частям, наверное, для того, чтобы не выплеснуть сразу весь свой уничтожающий гнев.
– Убрать из школы!
– Конечно, – глаза бабушки опять стали напряженными. – Не думаешь ли ты в таком состоянии продолжать занятия? Всем, на всех занятиях выставлять на обозрение свой разбухший живот? Ты учишься под фамилией Катлер. И я не позволю бросать тень на всех нас. У меня есть хорошие друзья среди руководства школы, а я дорожу своей репутацией.
Передо мной сидит всего лишь старая женщина, злая старуха, внушала я себе, боясь выказать страх. Чтобы она не могла ничего прочитать по моим глазам, я закрыла их. Но как воздействовать на бабушку, если она ничего не замечает, ничего не боится.
– Кто отец ребенка? – потребовала ответа она. Я смотрела вдаль, стараясь не слушать, как она стучит тростью по полу. – Кто он?
– Не все ли равно теперь? – Я уже не пыталась сдерживать слезы, мне было все равно.
Бабушка откинула голову и ухмыльнулась.
– Ты права, какая разница, ведь ты скорей всего даже не догадываешься, который из них…
– Это неправда, – закричала я, – не такого я сорта.
– Нет, – заявила бабушка, открыв ряд белоснежных фарфоровых зубов, – ты не такого сорта. Ты находишься здесь, на больничной койке, беременная, потому что ты хорошая девушка, гордость нашей семьи.
Я закрыла опять лицо руками, и бабушка надолго замолчала. Я уже надеялась, что она ушла, оставив меня одну, но она все еще сидела. Ей доставляло огромное удовольствие планировать мое будущее, так же как и будущее любого члена семейства, даже если она и не считает меня его членом.
– Ты не можешь вернуться в школу, – продолжила бабушка, – и не можешь больше жить у Агнессы Моррис. Я, конечно, не хочу видеть тебя в гостинице. Только представь, какие разговоры пойдут о твоем животе?
– Что же вы хотите? – не выдержав, спросила я.
– Того, что я хочу, быть не может, я говорю о том, что необходимо. Ты оказалась хуже, чем я предполагала. Итак, в школе мы скажем, что ты направлена после больницы в центр для дальнейшего лечения. Это достаточно драматично, чтобы удовлетворить любопытствующих. В действительности, ты завтра же поедешь жить к моим сестрам Эмили и Шарлотте, пока не родишь. Потом мы посмотрим, – наконец-то сообщила бабушка.
– Где живут ваши сестры?
– Тебя это не должно волновать, они живут в Вирджинии, на двадцать восемь миль восточнее Линсбурга, в доме моего отца, старая плантация называется Медоуз. Я уже предупредила их. Автомобиль доставит тебя до аэропорта. В Линсбурге будет ждать водитель, он и отвезет тебя в Медоуз.
– Но что делать с вещами, оставшимися в доме Агнессы?
– Они достанутся ей в качестве компенсации за все те беспокойства, которые ты успела доставить. Но возможно, она захочет избавиться от малейшего следа, напоминающего о тебе.
– И не удивительно, особенно после письма, предварившего мое появление у нее, – не выдержала я, – в котором не было ничего, кроме лжи.
– Что бы то ни было, но все уже решено.
– Но существуют люди, с которыми я хочу попрощаться, например, с… госпожой Лидди…
– Я хочу попробовать спасти положение, пусть никто не заметит твоей беременности, и все думают, что ты поехала поправлять здоровье.
– Люди поймут, что это ложь! – возмутилась я.
– Порядочные люди со мной не спорят, – ответила бабушка. – Школьное начальство уже информировано, – продемонстрировала она свою власть надо мной.
Но что делать? Куда идти? Ведь я беременна и плохо знаю жизнь. Конечно, можно сбежать к папе Лонгчэмпу, но ведь его новая жена ожидает ребенка.
– Твоя мать, – продолжала бабушка, сделав ударение на слове мать, – узнала обо всем, и, естественно, у нее случилась истерика, – рассмеялась она. – И жена моего сына сменила десятого доктора на одиннадцатого, отказавшись что-нибудь решать, держит постоянно возле себя медсестру.
Я уже не решилась просить ее помочь тебе, ведь она не может помочь и себе.
Я увидела довольную улыбку в уголках серых глаз бабушки.
– Почему вы так ее ненавидите? – спросила я, думая, что так или иначе всему виной дело с певцом. Но как бы то ни было, на ней был женат единственный сын бабушки Катлер, и она родила ей двух внуков.
– Я ненавижу людей, которые слабы и потакают своим слабостям, – объяснила она. – Мне не нравятся люди, которые глупее, чем они выглядят. Но, при всем этом мой сын Рэндольф любит твою мать, глупец, он не мог предвидеть всего случившегося, и по крайней мере, до тех пор, пока это так, вы будете находиться под моим контролем. Я взяла на себя опеку над вами, и вы должны выполнять мои указания. Доктор выписывает тебя завтра с утра после завтрака, подготовься к поездке, никто не должен провожать тебя, никто не должен знать о твоем отъезде. Понятно?
– Я наконец поняла, кто вы и насколько несчастны, и как вы мучились всю жизнь, – собравшись с духом, я посмотрела ей прямо в глаза, – мне жаль вас. – Ее глаза вспыхнули. – Несмотря на разницу в возрасте, – заговорила я так спокойно, что даже сама удивилась, – я ненавижу вашу слепую ненависть, я ненавижу вас, ненавижу и жалею, как и всех подобных вам.
– Прибереги свою жалость для себя, детка. Она тебе еще пригодится. – Бабушка так резко повернулась, что чуть не упала. Хлопнув дверью, она гордо удалилась. В больничном коридоре еще долго стучала ее трость.
Я упала лицом на подушку, слишком ослабшая, чтобы плакать. Какая разница, что будет? Михаэль сбежал, Джимми возненавидит меня, как только узнает правду. У папы Лонгчэмпа новая жизнь, новый ребенок, все люди, которых я люблю – далеко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89