Она как будто вышла из прошлого. Больше никого в комнате не было. Я оглянулась на миссис Лидди, та слегка кивнула и закрыла глаза.
Тогда я поняла, другой голос тоже принадлежал Агнессе. Она разыгрывала диалог из какой-то пьесы.
– Где вы были, юная леди? – сказала она, сложив на груди руки и гордо подняв голову. – Вы не расписались и никому не сообщили, куда ушли. Где вы были, Дон? Почему не обедали и не предупредили? – Ее глаза позеленели, бледные руки затряслись, судорога прокатилась от талии до горла. – Благодарите госпожу Лидди, что я не позвонила вашей бабушке.
– Извините, Агнесса, я уже шла обедать, когда внезапно позвонили, что у одной моей подруги большая неприятность, нервный срыв, и я помчалась к ней, прежде чем успела кого-либо предупредить. – Для пущей убедительности я раскрыла широко глаза.
– О, дорогая! – воскликнула Агнесса, и я поняла, что становлюсь участником высокой драмы. Но госпожа Лидди недоверчиво прошептала:
– Мне жаль.
Я быстро повернулась к Агнессе.
– Теперь все в порядке?
– О, да, да, – ответила я, размышляя над тем, что врать дальше, – все… совершенно.
Постепенно день ото дня токсикоз уменьшался и потом совсем исчез. Я начала чувствовать себя необычайно хорошо и даже позабыла на время обо всех своих проблемах. Когда я осматривала себя в зеркале, то почти не замечала прибавления в весе. Мои глаза сверкали как никогда раньше, но все же моя «лучезарность» не ускользнула от внимания многих людей, особенно мадам Стейчен.
– Теперь вы играете страстно, – сказала она однажды, – теперь вам не нужны примечания, вы слились с музыкой, с инструментом. – В голосе ее слышалась гордость за ученика, – и фортепьяно зазвучало.
Я жила в эйфории. Я плыла по коридорам, молодые люди галантно со мной раскланивались, широко улыбались, смотрели вслед и старались завести беседы. Я имела, по крайней мере, полдюжины приглашений от полдюжины мальчиков на свидание, я, естественно, отказывалась. Но из страха, что меня посчитают высокомерной, придумывала тысячи любезных отговорок.
Я удивилась бы, если бы оказалось, что Михаэль заметил во мне изменения. По крайней мере, он не говорил о них. Мы беседовали только о моей беременности. Михаэль все больше колебался между ролями преподавателя и любовника. В уикэнды он все чаще оказывался занят на встречах с устроителями рандеву на Бродвее, и в один из выходных вместе с режиссерами должен был съездить в Нью-Йорк, чтобы встретиться с вкладчиками. Михаэль обещал каждое свободное мгновение посвящать мне, но этого не было так долго, что я начала беспокоиться.
– У тебя все в порядке? – спросила у него я после занятия, как только вышел Ричард Тейлор.
– Да, но почему ты спрашиваешь?
– Ты был так далеко, что я начала бояться, что ты забыл про меня.
– Нет же, нет. У меня не так много времени, и еще я хочу убедиться, что ты готова для великих свершений. Извини, если буду давить на тебя на уроках.
– Но мы занимаемся не слишком интенсивно, кроме того, я хочу полностью отдаться музыке. Так будет лучше?
– Значительно лучше. Мы не можем ждать, пока ты родишь, нужно раньше выйти на сцену. Но для этого требуется, – подчеркнул он, – работа, работа и еще раз работа для нас обоих. Я бегу сейчас на встречу с режиссерами. Пожалуйста, не подумай, что я пренебрегаю тобой. Придет момент, и все свершится, жди.
– О, Михаэль, я жду, – мне захотелось обнять его, но маэстро напомнил, что мы все еще в школе, и в любой момент может кто-нибудь войти. Мы обменялись, как и обычно, быстрым поцелуем.
Даже наступившие холода радовали меня, мне нравилось морозное дыхание, кучерявые клубы дыма поднимались из труб в морозный воздух. Триша оказалась верна своему слову, она очень беспокоилась обо мне, но никому не рассказывала о беременности. Почти каждый вечер мы с ней измеряли мою талию. Когда она выросла на три дюйма, я купила себе корсет. Тем временем Триша сходила в общественную библиотеку и взяла пособие для беременных, мы вечерами читали его и обсуждали стадии развития плода.
– Если будет мальчик, я назову его Андрей. Это значит – сильный, мужественный.
– А если девочка? – спросила Триша.
– Это легко, Салли, в честь мамы Лонгчэмп.
– У меня не будет детей, по крайней мере, до сорока, – объявила Триша. – Я не хочу отдавать на заклание материнству свой танцевальный талант. А в сорок карьере балерины приходит конец.
– Тебе придется выйти замуж за понимающего человека, – заметила я.
– Если он меня не понимает, то зачем жениться. Я хочу, чтобы он считал приятным то же, что и я. Ты не согласна?
– Согласна.
Триша настаивала, чтобы я как можно больше рассказывала ей об Аллане. Я продолжала сочинять как бы пропущенные детали. Триша, со своей стороны, не забывала ничего и часто ловила меня на противоречиях. Ее подозрения все росли.
Я подумывала, не сказать ли ей правду. Ведь Триша так надежно хранит мои тайны, почему же я должна ей врать? Но было страшно, я боялась, что-нибудь случится, что может разлучить меня с Михаэлем. И в конце концов я обещала ему.
Нас с Тришей забавляли приступы страстного аппетита у меня. Иногда во время обеда я выбегала на улицу, чтобы купить бананы, жареные в масле. Я не могла дождаться, пока госпожа Лидди приготовит обед, и прибегала к ней на кухню. Однажды я заглянула в холодильник и увидела, что госпожа Лидди приготовила желе нам на десерт. Я тайком взяла его и начала поедать, но госпожа Лидди застала меня.
– Извините, – я попыталась спрятать остатки желе себе за спину, – я не хотела трогать его, только посмотреть…
Она продолжала сверлить меня очень заинтересованным взглядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89