Мы можем увидеть Ферн при условии, что будем держать при себе то, что она не их ребенок. Он настоял на этом. У меня не было выбора. Мы посетим их как друзья семьи, он обещал, что Ферн обязательно будет, но предупредил, что теперь ее зовут не Ферн, они, естественно, изменили имя, как только получили ее.
– Как ее теперь зовут?
– Кэлли. Кэлли Энн Осборн.
Мне очень понравилось ее новое имя, но я боялась сказать это вслух.
– Что он еще рассказывал о ней?
– Что ей уже десять лет, что она очень сообразительная и развивается быстрей своих сверстников.
– Да, как Кристи. Что-то случилось? – спросила я, заметив внезапную перемену в его настроении.
– Что-то очень странное было в его словах, неестественный голос.
– Может быть, у него насморк?
– Может. Но он немного говорил о Ферн и без особой гордости. Все время пытался выведать, как мы их отыскали.
– Наверное, он был в шоке.
– Да, конечно, я не стал отвечать на подобные вопросы. Только подумай, Дон! Мы увидим Ферн после девяти лет неизвестности!
Глаза его светились, он был просто в восторге.
Я тоже очень обрадовалась. Как замечательно! Может быть, она, только взглянув, сразу же узнает нас?! Конечно, прошло столько лет, а Ферн была тогда такой маленькой, но вдруг какие-нибудь магические силы помогут ей вспомнить нас. У меня в памяти всплыл момент, когда я, взглянув на Филипа, поняла, что ошиблась в выборе предмета вожделений, что-то в его глазах подсказало мне, что мы слишком близки для такой любви, хотя тогда мне не было известно, что он мой брат. Ферн, возможно, слишком мала, чтобы правильно понять свои чувства; вдруг она неверно их истолкует и сконфузится, тогда мы пройдем сквозь ее жизнь, не оставив следа.
– Да, Джимми, это будет сложная поездка, ненавижу ложь.
Он взглянул на меня тем особенным взглядом, который делал его очень красивым, вызывая у меня бурю чувств.
– Я тоже, Дон. Я тоже.
Мы немедленно стали готовиться к предстоящей поездке. Кристи очень огорчилась и стала требовать, чтобы Джимми не уезжал так часто, а когда услышала, что я тоже уезжаю, разразилась потоком слез. К счастью, Джимми не забыл привезти ей нечто особенное из Техаса – это был небольшое игрушечное ранчо с фигурками людей, животных, с домом, небольшой верандой с мебелью и даже креслом для бабушки! Оно выполнено в виде конструктора, и его нужно было собрать, чем они и занялись. Джимми не ложился спать до тех пор, пока не собрал ранчо и не определил его на видное место в комнате Кристи. Он сказал, что это занятие несколько развеяло его тяжелые мысли о завтрашней поездке в Нью-Йорк.
– Думаю, эта игрушка будет веселить ее, пока мы будем в отъезде, – улыбнулся он, ложась рядом со мной. – Я очень скучал по тебе, когда был в Техасе.
– Я тоже скучала, мне было очень жаль, что не поехала с тобой.
– Отец изменился, он словно стал другим человеком.
– Что ты имеешь в виду?
– Он стал более решительным, почти не пьет и очень заботится о своем маленьком сыне; мне даже захотелось, чтобы он так же относился ко мне... тогда.
Как тяжело было слышать его слова, по моим щекам потекли горячие слезы.
Я наклонилась и поцеловала его. Он повернулся и провел ладонью по моему лицу.
– Я так тебя люблю, – он обнял меня и так держал очень долго. – Давай не будем сводить друг друга с ума.
– Никогда, – пообещала я.
В этот момент я очень надеялась, что будет именно так, как мы сейчас друг другу пообещали. Хотя это была, конечно, недостижимая мечта: перестать быть озабоченной, грустной, расстроенной.
Мы лежали обнявшись, ожидая, когда же сны унесут нас от тяжелых воспоминаний о вчерашнем дне.
Рано утром я отправилась в отель, чтобы проконтролировать некоторые дела, которые должны быть выполнены до нашего отъезда. Мы никому не сказали ни слова о настоящей причине нашего отъезда. Филип и Бэтти думали, что мы собираемся поехать за покупками. Они ничего не подозревали, но удивились.
Около полудня мы прибыли в гостиницу Уилздорфа, где предварительно заказали номер. Небо, покрытое облаками с утра, прояснилось, показалось яркое солнце. Конечно, мы очень нервничали. После завтрака я спустилась вниз и сделала некоторые покупки для успокоения души.
Наконец Джимми сказал, что пришло время ехать к Осборнам. Их дом был расположен в одной из самых чистых и уютных частей Нью-Йорка, казалось, он защищен от городского шума и грязи, улицы были чисто выметены, везде царил удивительный порядок, даже у пешеходов было другое выражение лица, не как у жителей Манхэттена. Я сразу же узнала окрестности; это место располагалось поблизости от школы имени Сары Бернар и резиденции Агнессы Моррис, где я прожила все время учебы.
Такси доставило нас прямо к дому. Джимми расплатился, и мы вышли. Возле двери из темного дерева нас обоих охватило волнение, настолько сильное, что приходилось поддерживать друг друга, поднимаясь по лестнице.
По-военному выпрямившись, Джимми нажал на дверной звонок. Внутри щелкнул замок и залаяла маленькая собачка; дверь отворилась. Нас встретил Клейтон Осборн, успокаивающий серебристого французского пуделя, но пес и не думал успокаиваться, тогда Клейтон взял его на руки, и тот притих, только немного ворчал.
Одет был Клейтон в элегантный костюм; выглядел он очень хорошо. Высокий, темноволосый и кареглазый, держался он достаточно уверенно.
– Добрый вечер, – произнес он.
Джимми совершенно точно описал его манеру общения. Он не был холоден к нам, высоко поднимая голову, выдвигал вперед подбородок, словно желая оспаривать каждое слово.
– Добрый вечер, – ответил Джимми. – Я – Джеймс Гарри Лонгчэмп, а это моя жена Дон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101