Мама отпрянула от него и подняла гордо голову:— Неужели ты такого обо мне мнения? Да будь ты проклят, если ты думаешь, что я настолько похожа на нее! Да, может быть, я и составила кровати сама. Может быть, я собрала эту корзинку с едой. Но неужели я могла подумать… неужели ты… Крис, ты же знаешь, что я никогда этого не сделаю!Что, что не сделаю?Но он заставил ее поклясться. Ее глаза гневно сверкали, но она повторила за ним все слова клятвы.Я был зол на папу, я думал о нем лучше. Он должен бы знать, что мама не станет скрывать своих детей. Она любит нас.Папа схватил корзинку с едой и выбросил ее через окно. Посмотрел, как она упала, и обернулся к маме:— Может быть, мы умножаем грехи наших родителей, живя вместе. Может быть, Джори и Барту будет неприятно узнать правду. Но тогда не шепчи мне ночью о том, чтобы взять еще одного ребенка, не склоняй меня к этому! Мы совершили грех, и не надо вовлекать еще одну душу в него! Разве ты не понимаешь, что, поставив здесь эти кровати, ты уже бессознательно распланировала, как будешь действовать, когда наш секрет откроется?— Нет, — умоляюще протянула она к нему руки. — Я не хотела…— Ты должна была подразумевать это! Не важно что случится с нами, но мы не должны, или ты не должна, спасая себя, губить своих детей!— Да я тебя ненавижу за одну мысль о том, что я могу быть такой!— Я стараюсь быть терпеливым с тобой. Пытаюсь поверить тебе. Знаю, что кошмары преследуют тебя. Знаю, что от нас никогда не уйдут воспоминания. Но нужно честно посмотреть на себя. Разве ты не знаешь, что подсознательное часто приводит к реальности?Он успокоился, подошел к ней и обнял. Она опять в отчаянии прижалась к нему. Отчего это отчаяние?— Кэти, милая моя, утри свои слезы. Бабушка хотела, чтобы мы поверили в муки ада — наказание за грехи. Но нет большего ада, чем тот, который люди сами создают себе. И нет рая кроме того, что мы сами себе построим. Не разрушай моей веры в тебя. Для меня нет жизни без тебя.— Тогда не навещай больше в этом году твою мать. Он взглянул на нее с болью в глазах. Я не мог больше стоять; я опустился на пол.Что тут произошло? И почему мне так страшно? БАРТ — И на седьмой день Бог отдыхал от трудов своих, — читал Джори, пока я утрамбовывал землю, посеяв на пятое мая, день рождения тети Кэрри и дяди Кори, анютины глазки в их память.Маленькие дядя и тетя, которые умерли маленькими, и которых я никогда не видел. Умерли давным-давно, еще до моего рождения. В нашей семье часто кто-нибудь умирал. (Удивительно, что они находят в этих анютиных глазках? Глупые никчемные цветочки с пестрыми «лицами»). Жаль, что мама всегда так чинно отмечает дни рождения умерших.— И знаешь, что самое главное? — спросил важно Джори, будто бы я был последний олух в свои девять лет, а он — совсем взрослый в четырнадцать. — В самом начале, когда Бог только создал Адама и Еву, они жили в Эдеме вовсе без одежды. Но однажды говорящий змей сказал им, что это греховно, и тогда Адам надел фиговый лист.Фу… голые люди, которые даже и не соображали, что ходить голыми — это грех?!— А что надела Ева? — спросил я, оглядывая окрестные деревья в надежде увидеть подходящий лист побольше.Но Джори продолжил читать, не отвечая, в той своей манере нараспев, которая напоминала мне о древних временах, когда Бог надзирал за всеми — даже за голыми людьми, которые разговаривали со змеями. Джори говорил, будто он может положить любую библейскую историю на «воображаемую» музыку, и это пугало меня и вызывало бешенство: ведь я не мог слышать этой «воображаемой» музыки! Это будто делало меня глупее, еще хуже, чем просто тупым!— Джори, а где здесь найти фиговый лист?— Зачем тебе?— Я бы снял одежду и носил его. Джори рассмеялся:— Ой, не могу! Барт, для мальчишки носить фиговый лист можно только на одном единственном месте, но ты будешь смущен, если я тебе скажу, — на каком.— Скажи! Я не засмущаюсь!— Не-ет! Тебе станет стыдно!— Мне никогда не стыдно!— А тогда откуда ты знаешь, что такое стыд? Кроме того, ты что, видел когда-нибудь, чтобы папа, например, носил фиговый лист?— Нет… Но если я никогда не узнаю, что такое фиговый лист, как я пойму: стыдно мне это будет или нет? Я сказал об этом Джори.— Ха, тебе будет стыдно, будет!Он снова начал насмехаться и прыгать через все мраморные ступени длинным и легким прыжком мне на зависть. Я-то знаю: он хотел, чтобы я семенил следом и беспомощно завидовал. Как бы я хотел быть таким же ловким! Как бы было хорошо так же танцевать, и чтобы все вокруг восхищались, и все любили меня… Джори всегда был старше, выше и красивее меня. Но погоди, Джори. Может, я стану умнее тебя, если уж не выше и красивее. У меня недаром большая голова — значит, в ней много мозгов. Я вырасту, я буду расти день за днем, и, может быть, перерасту Джори. Я буду выше папы, выше всех в мире!Девять, только девять… как бы мне хотелось, чтобы мне было уже четырнадцать.Джори сидел на верхней ступени, недосягаемый, оскорбительный… ненавижу. Несправедливо.Я помню тот день, когда мне было только четыре года, и Эмма дала каждому из нас в руки по желтенькому пушистому цыпленку. Никогда не испытывал ничего подобного тому восторгу; никогда больше не держал в руках такого чуда… Я держал его, любил его, вдыхал его младенческий запах, а потом опустил осторожно на землю… — и проклятый цыпленок упал замертво!— Ты чересчур сжал его, — сказал папа, который все мог всегда объяснить. — Я же предупреждал, чтобы ты не держал его чересчур сильно. Цыплята очень нежные, и обращаться с ними надо с осторожностью. Сердечко у них находится совсем близко, под кожицей, так что давай договоримся, что в следующий раз ты будешь осторожнее, ладно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107