Ивен сидел за своим столом, безвольно опустив руки на колени. В лице ни кровинки, волосы растрепаны. Он говорил тихо, а она сидела на диване, охваченная всепоглощающим чувством вины.
Ивен рассказал ей, что когда он вернулся домой, Робин, пошатываясь, шла ему навстречу, пытаясь найти в сумочке ключи от автомобиля. На ней была только серебристая ночная рубашка, свет уличного фонаря освещал жемчужный шар ее живота. Увидев Ивена, она припала к его груди и затряслась от судорожных рыданий. Она рассказала, что несла белье в стирку вниз, по лестнице, споткнулась и пролетела несколько ступеней, прежде чем успела схватиться за перила. Она решила, что все в порядке, только ушиблась немного. Но тут начались боли и кровотечение. Доктор посоветовал ехать в больницу. Она попыталась связаться с Ивеном, даже позвонила в диспетчерскую питомника, но о чрезвычайном происшествии с игрунками никто ничего не знал.
Шон охватило чувство жалости к Робин. Ей хотелось бы вернуть время, чтобы вчерашнего вечера не было вовсе. Она вела себя так эгоистично. Она не имела прав на Ивена.
– Как она сейчас? – спросила Шон.
– Сначала ее хотели подержать в больнице несколько дней, чтобы убедиться, что с ребенком все в порядке. – Ивен поднял голову и взглянул на нее. – Если что-нибудь случится с ребенком, Шон… Я не знаю, что я сделаю.
Она взяла его за руку, ставшую ледяной.
– Ивен, мне так жаль.
Он отпрянул и сложил руки на груди.
– Если мы хотим продолжать работать вместе, ты и я, – отчеканил Ивен, глядя мимо нее в окно кабинета, – мы должны найти способ… взять себе за правило… Тут он запнулся, стараясь подыскать нужные слова. – Мы должны заключить пакт о том, что между нами все кончено. Работа, и больше ничего. Я настаиваю на этом, Шон. Я серьезен как никогда. Я ничего не хочу знать о твоих проблемах и не собираюсь рассказывать тебе о своих.
Особое выражение в его глазах свидетельствовало о том, что он настроен крайне решительно. Он не дотрагивался до нее, пока говорил, и она уже знала, что он дал себе зарок никогда не дотрагиваться до нее впредь. Но это было еще не самое худшее. Вечер, проведенный с Ивеном, стоил дороже.
К тому времени, когда Мелисса уже родилась, Шон узнала, что беременна. В тот вечер она не подумала о средствах предосторожности. Почему она оказалась такой идиоткой?
Она все откладывала и откладывала аборт, потому что благоговела перед чувством зарождающейся в ней жизни. Она так долго ощущала себя мертвой и пустой. Шон лежала ночью в постели, теша себя мыслями о том, как она могла бы все-таки иметь этого ребенка. Должен был быть какой-нибудь способ. Он не мог сойти за ребенка Дэвида – они не занимались любовью уже много месяцев. Может быть, признаться, что он от Ивена? Это вывернет наизнанку всю его жизнь. И что почувствует Робин? Весь мир Робин вращался вокруг мужа и дочери. Шон не могла вырывать любовь и внимание Ивена из круга его семьи. Она должна сделать аборт. Она тихо плакала в подушку ночь за ночью, злясь на себя и на Ивена. Ей хотелось, чтобы у нее был выбор, но его не было.
Шон ждала до последней минуты. Врач в клинике помрачнел, обследовав ее.
– Вы почти просрочили время, дорогая, – заявил он. – Еще пара дней, и клинический аборт станет невозможным.
Но в этот день ей аборт так и не сделали.
– Вы слишком возбуждены, миссис Райдер, – констатировала женщина-консультант, покачав головой. – Вы должны еще раз хорошенько все обдумать.
– У меня нет времени на обдумывание. – Шон не могла сдержать слезы. Они теперь всегда были наготове. Ее лицо опухло, веки покраснели. Она ни в чем не могла винить эту молодую женщину, проявлявшую заботу о ней.
– Я просто не имею права дать разрешение на аборт, пока вы в таком состоянии, – твердо произнесла врач-консультант. – Если бы с вами кто-то был, тогда другое дело. Не могли бы вы прийти завтра с кем-нибудь из близких?
Из близких? Шон покачала головой. Она никого не могла назвать. Даже Ивена. «Я ничего не хочу знать о твоих проблемах и не собираюсь рассказывать тебе о своих». Она никогда не скажет Ивену. Кроме того, если бы она ему и сказала, он ни за что не позволил бы ей сделать аборт.
На следующий день Шон пошла в другую клинику. На этот раз она подготовилась, надела костюм, взяла с собой деловой портфель. Ее глаза были скрыты за черными очками. Когда они раздвинули ей ноги, она сконцентрировала внимание на докладе, который готовила для конференции по приматологии.
– Вы выглядите так, будто находитесь за тысячу миль отсюда, – удивился молодой доктор.
Она улыбнулась, глядя в потолок.
– Да, сегодня мне есть о чем подумать. Операция оказалась более болезненной, чем она ожидала.
– Это потому, что ваши мысли бродят далеко, – предположила медсестра, подавая ей руку, чтобы помочь подняться. Шон сделала вид, что не заметила ее руки, и поднялась без посторонней помощи. Никогда еще она не чувствовала себя такой одинокой. У нее было ощущение, что если она дотронется до теплой кожи какого-нибудь человеческого существа, то разлетится вдребезги.
19
Дэвиду хотелось поговорить, и это было кстати, потому что Шон надоело бодрствовать в темноте, размышляя о гневе Ивена и о том, чем он вызван.
Но Дэвиду хотелось говорить только о Мег. Он провел с ней весь день, делая снимки, плавая на маленьком каноэ и разговаривая. Казалось, они только входили во вкус. В Дэвиде заметно было воодушевление, которое беспокоило Шон. В его глазах зажегся огонек, не предназначавшийся для нее.
– Ее дедушка пел в «Метрополитен», – рассказывал Дэвид, скользнув под простыню. Его распирало от гордости, как будто речь шла о его собственном дедушке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112