Она собиралась срезать удилище и использовать жука в качестве наживки, но вернулась через несколько минут и, подойдя к Мег, вытянула руки. Четыре шероховатых яйца, каждое размером с шарик для игры в пинг-понг, лежали на ее ладонях. При виде их у Дэвида потекли слюнки.
– Это тебе, – сказала она Мег.
Дэвид пытался заглянуть в глаза Мег. Ему удалось убедить ее рассказать о своей болезни, и сегодня утром все узнали о диабете и о том, чем грозит ей голодание. Что должна была почувствовать Мег, когда спасительную пищу предложила ей жена человека, с которым она занималась любовью этой ночью?
– Не только мне, – ответила она Шон.
– Только, – произнесла Шон со знакомой материнской твердостью в голосе.
Мег вздохнула с видимым облегчением.
– Я так виновата, перед каждым из вас, – сказала она, беря яйца из рук Шон.
Шон. Прошлой ночью он не хотел причинять ей боль. Он вбил себе в голову, что она тверда как скала и бесчувственна. Он вообще не думал о ней, когда был с Мег. Он не чувствовал себя женатым мужчиной и не испытывал чувства вины. Он ни о чем не думал. Точнее, приспосабливал мысли к желаниям, чтобы оправдать свои действия. При свете дня ему трудно было поверить, что он занимался любовью с другой женщиной, пока его жена лежала в нескольких сотнях ярдов от него, плача от разлуки с его детьми.
Да, он причинил ей боль. Независимо от того, насколько твердо она решила развестись с ним, она не была готова увидеть его с другой женщиной. Больше он не должен так поступать.
Дэвид закончил обработку второго бревна, обильно оросив его потом, стекавшим с его волос и лица. Он встал, потянулся за фляжкой, висевшей на ветке, – и внезапно почувствовал острую боль в плече.
– Проклятье! – Дэвид хлопнул себя по плечу, и какое-то насекомое, похожее на паука, соскользнуло с его руки и скрылось в кустах. Ивен вскочил на ноги и попытался догнать паука, но было слишком поздно.
– Как он выглядел? – спросил Ивен. Дэвид пожал плечами.
– Черный. Темно-коричневый. Я видел его мельком.
Ивен провел пальцем по укушенному месту. Оно уже распухло.
– Можешь особенно не беспокоиться. Но все же давай вернемся в лагерь.
– Я в порядке. – Дэвид сел на бревно и через несколько минут почувствовал, что с ним далеко не все в порядке. Он не мог сфокусировать зрение: бревно расплывалось, земля ходила перед ним волнами, поднимаясь и опускаясь. Он оглянулся, ища глазами Ивена, чтобы сказать, что с ним творится, но Ивен уже шел к нему.
– Ты можешь идти? – спросил он, поддерживая Дэвида за локоть.
Дэвид встал. Его знобило. Он стучал зубами от холода. Он стал крениться набок, и Ивен подхватил его. Горячая влажная кожа руки Ивена маячила перед его глазами, застила горизонт.
– Боже, Дэвид! – Голос Ивена гулко отдавался в его ушах. В нем звучал страх. Дэвид хотел улыбнуться, сказать Ивену, что с ним все в порядке, но его язык прилип к гортани, он не мог выдавить из себя ни слова. Ему все же удалось улыбнуться. Он провел кончиками пальцев по своим губам, чтобы убедиться в том, что они изогнулись.
– Ложись, – скомандовал Ивен.
Дэвид нахмурился. Он не отчетливо понимал, чего хочет от него Ивен, пристально вглядывался в голубые глаза Ивена, пытаясь вспомнить, что означает слово «ложись». Он приник к Ивену, как влюбленный, часто и горячо дыша. Затем Дэвид почувствовал, что медленно опускается на землю. Откуда-то издалека звучал голос Ивена, говорившего о доверии и дружбе.
Шон и Ивен тащили Дэвида к палатке. Он потерял сознание и не мог им помочь. Ивен сделал ему инъекцию адреналина, и дыхание Дэвида постепенно упорядочилось.
Шон осталась с Дэвидом, а Ивен пошел вместо нее на рыбалку. Шон в это утро ничего не поймала. Она прикрепила деревянный крючок к ветке, которая показалась ей гибкой и прочной. Шон насадила на крючок кузнечика. У нее была только одна поклевка: кузнечик легко соскочил с крючка и достался рыбе задаром. Может быть, Ивен окажется более удачливым.
Кожа Дэвида пересохла и побледнела, кроме красного круга на плече, образовавшегося на месте укуса. Дыхание оставалось учащенным; Шон видела, как резко поднимается и опускается его грудь. Время от времени она брала его за запястье, чтобы посчитать пульс. Шон накрыла его простыней и легла рядом, опершись на локоть, чтобы иметь возможность наблюдать за изменениями в его состоянии.
Она боялась, что он перестанет дышать, что его пульс исчезнет под ее пальцами. Ей хотелось, чтобы к нему вернулось сознание. Показалось, что он произнес какой-то звук, и она приникла ухом к его губам и, затаив дыхание, прислушалась, но не услышала ничего, кроме жужжания цикад. Шон повернула его голову и прижалась губами к его губам, мягким и влажным. Ей более не принадлежавшим.
Ивен вернулся около трех часов пополудни.
– Я поймал рыбу, – объявил он. – Самую маленькую, какая нашлась в речке, но ужин у нас состоится.
– Ты придумал что-нибудь с крючком?
– Я вырезал его из кости.
– И где же ты нашел подходящую кость? – спросила Шон.
Ивен не ответил, да этого и не требовалось.
– Чио-Чио? – прошептала она.
– Только костяной крючок дает какие-то шансы.
Шон кивнула головой. – Как ты думаешь, он поправится? – спросила она у Ивена, сидевшего в ногах постели Дэвида.
– Я молю Бога и надеюсь, – ответил он. – Мы еще не закончили с ним один разговор. Было бы лучше, если бы ты сказала мне, что он все о нас знает.
– Он сказал тебе? Ивен кивнул.
– Ты можешь себе представить, что он пережил, если знал о нас все это время?
Шон почувствовала, как ее глаза наполняются слезами.
– Ты был прав, Ивен, когда сказал, что я все еще люблю его. Я думаю, так оно и есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112