– У вас в Лондоне много знакомых?
– Никого. Лиззи да Натали. И вы, поскольку вы приехали в Лондон.
– Значит, нельзя сказать, что вас посетители замучили?
– Пока нет. Но кое-кто еще на подходе.
– Правда?
– Увы. Нэт и Лиззи в великой мудрости своей решили созвать всех моих детей, я и пикнуть не успел. Так что еще трое детей и одна бывшая жена уже в пути.
– А вы…
– А я не в восторге от этой идеи.
– Понимаю.
– По правде, Энни, я пока не в состоянии вынести все это. Заберите меня отсюда. Если вы живете у черта на куличках в крохотном приморском городке, далеко от Лондона и этой клиники, то это именно то, что мне нужно, чтобы прийти в себя. Да и для Джексона так будет лучше.
На несколько секунд Энни разучилась дышать. Именно такое предложение она неоднократно мысленно вкладывала в его уста с тех пор, как он позвонил и рассказал о своей болезни, и, конечно же, в его исполнении просьба звучала куда лучше, хоть и отличалась в деталях: «у черта на куличках» и «прийти в себя» в ее сценарии не было. Едва к ней вернулась способность дышать – пусть и несколько более шумно, чем ей того бы хотелось, – она стала вспоминать расписание поездов. Два двадцать подошел бы, если не будет дальнейших резонов оставаться в Лондоне. Если Джексон к тому времени вернется из зоопарка, можно поймать такси до вокзала Сент-Панкрас – ив полпятого они уже в Гулнессе.
– Как вы относитесь к этой идее?
Она слишком отвлеклась на внутренние монологи и забыла о том, что разговаривает с реальным человеком.
– Ну, Джексону-то там вряд ли понравится. Не слишком веселое место, особенно в это время года.
– Акулий глаз все еще у вас?
– О, мы там завалены этой акулой.
– Вот и отлично.
Больше всего на свете она хотела выхаживать Такера в Гулнессе. Но это была невообразимая, невозможная и опасная мечта: это было безумие. Начнем с того, что у него сердечный приступ, а не насморк. Тут речь не о грелках, домашнем бульончике и куче одеял – насколько она в курсе, любое из перечисленного может его попросту убить. А выкрасть отца семейства из лона семьи – разве не преступление? Да к тому же и не ее дело. Лучше об этом не думать. Может быть, она мыслит банально, ретроградно, но все же семья себя не изжила, отцы несут ответственность за детей, и бегство от этой ответственности недопустимо, будь то из страха или по любой иной причине. Все эти сомнения она подвергла рассмотрению и проверке и пришла к неприятному выводу. Оказалось, что Такер – реально существующая личность с неизбежными связями в реальном мире и реальными проблемами и что ни он, ни его проблемы никак не стыкуются с ее жизнью, ее домом и ее Гулнессом. Однако если ее сомнения и вели к таким печальным выводам, то сама она следовать за ними не торопилась.
– Не уверена, что мне хватит опыта. А что тут с вами делают – в смысле, вас же как-то лечат?
– Мне сделали ангиопластику.
– А. Ну вот, я даже не знаю, что это такое. И вряд смогу сделать вам еще одну.
– Господи, да и не надо.
Интересно, это ей только кажется или действительно беседа приобрела несколько похабный оттенок? Похабный и одновременно чопорный, будто она ему отказывает, хотя он ее и не думал домогаться. Да нет, конечно, это только ее воображение. Может, не откажись она в ту ночь от предложения Барнси, была бы сейчас не такой озабоченной.
– А… что такое ангиопластика?
– Да ерунда. Они в тебя засовывают шарики и надувают. Чтобы артерии прочистить.
– То есть вы перенесли операцию? В течение последних тридцати шести часов?
– Операция – сильно сказано. Баллончики они вводят через катетер.
– И вы действительно хотите сбежать от детей, которые летят через полмира, чтобы с вами увидеться?
– Да.
Она невольно улыбнулась. Его «да» шло от сердца.
– Подумайте, ваши мальчики летят через Атлантику, а им всего… кстати, сколько им?
– По двенадцать. Плюс-минус.
– …А их отец сбегает с больничной койки в неизвестном направлении.
– Совершенно верно. Дело не в том, что я не желаю видеть кого-то из них. Но все вместе… Знаете, я ведь их ни разу не видел всех вместе, в одной комнате. Не видел и не хочу. Поэтому мне и надо сбежать, пока не поздно.
– Серьезно? Вы никогда не видели всех детей вместе?
– Ради бога! – Он изобразил сценический ужас. – Все эти церемонии…
– И сколько у вас осталось времени?
– Парни прибудут сегодня вечером. Лиззи здесь, внизу; про Джексона вы знаете. Так что остается только Грейс. Ее пока еще не нашли.
– А где она живет?
– Ой, бросьте, только этого мне сейчас не хватало.
– Вы точно не знаете?
– Я вообще не имею представления.
– Но кто-то ведь знает.
– Кто-то всегда знает. Последняя жена всегда находит способ выйти на предпоследнюю. Так и разнюхивают постепенно.
– А как же они умудряются выйти на предыдущую жену?
– Все мои жены знают порядок появления на свет моих детей. Сам-то я в это не особенно вникаю, но каждая моя очередная жена стремится показать предыдущей, какая они гуманная, заботливая и чуткая… знаю-знаю, я говорю ужасные вещи, да?
Энни попыталась выразить на лице неодобрение, которого он ожидал, но потом передумала. Неодобрение принижало его, ставило вровень с людьми, которых она знала. Она стремилась вникнуть во все подробности его многосложной жизни, а неодобрение автоматически затыкало ему рот.
– Вовсе нет, – произнесла она.
Такер глянул на нее:
– Правда? Почему?
Откуда ей знать почему… Конечно же, вот так бросать детей на произвол судьбы – не самая красивая привычка.
– Мне кажется… каждый должен делать то, что у него лучше получается. Если матери более квалифицированно заботятся о детях, то не мешать им – может быть, наилучший выбор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85