ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Он называется Музей мира Альбина Раппельшлунда.
– А что в этом музее, если вы там были? – спросила госпожа Моосгабр. – Птичьи чучелы?
– Птичьи чучелы, – засмеялся мальчик, – какие там птичьи чучелы! Они в другом месте. А это Музей мира Альбина Раппельшлунда, там нет птиц. Там ружья, пулеметы, автоматы, пушки, огнеметы и танки. И еще кривые мечи, пистолеты и револьверы. И еще всякие сабли. И много-много цветных надписей. Учительница нам сказала, что Альбин Раппельшлунд миротворец, добротворец, которого все любят, и прочла нам стих: «Лети, сизый голубь, в дальние края, Альбин Раппельшлунд охраняет тебя». Но это она прочла по надписям, что там были, а еще о том, как он выиграл короткую войну, которая однажды была, если вы еще помните… но про себя она наверняка думает другое, она же умная, раз учительница. Только боится говорить.
– А что она про себя думает, – потрясла головой госпожа Моосгабр, ей показалось, что чепец сдвинулся, и она схватилась за бант на шее, – что она думает…
– Ну то, что люди говорят, – странно улыбнулся мальчик, – вы же знаете, что говорят о вдовствующей княгине правительнице Августе. Ну что спит в гробу давно княгиня, как ребеночек невинный, и уже не правит. Или что она жива, но заключена в княжеском дворце. Или скрывается где-то в городе. Раппельшлунд тайно убрал ее, чтобы стать самовластным правителем. А теперь боится, что все раскроется и люди поднимутся на бунт. Поэтому он, может, и ищет ее, кто знает? Но народ, – сказал мальчик, странно улыбнувшись, – народ хочет видеть княгиню, разве вы не знаете? А стоит кому-нибудь об этом сказать, его вмиг расстреляют. Поэтому все боятся, – улыбнулся блондинчик в зеленом свитерке, – боятся, потому что им страшно. Но в газетах понемногу уже пишут об этом. Даже вот на прошлой неделе в дневном выпуске «Расцвета»…
Госпожа Моосгабр опять дернула головой, уже в третий раз, быстро схватилась за очки и бросила взгляд на мальчика. А мальчик смотрел на нее и исподтишка улыбался. Уж не видел ли ее этот блондинчик в зеленом свитерке сегодня на углу перекрестка со злополучными газетами и не узнал ли ее? – подумала госпожа Моосгабр.
– Вон там большая кондитерская, – тут же сказала она, – зайду туда и куплю медовик. А ты… – затрясла она сумкой, скользнув по ней взглядом, – а ты пока подожди у магазина.
Они подошли к большой кондитерской – снаружи она была облицована розовым мрамором и называлась «У молнии, или У расщепленного неба». Лучи неонового света над кондитерской раздваивались и освещали эту надпись. В разделенной на две части витрине, в желтом свете, было много разных сладостей. Госпожа Моосгабр быстро оглядела их, и ей вдруг показалось, что среди них она видит и лимонад. Ей вдруг страшно захотелось пить.
– «У расщепленного неба», – засмеялся блондинчик, – странное название, правда?
– Подожди здесь, – кивнула госпожа Моосгабр мальчику, – я мигом. Только куплю медовик.
И госпожа Моосгабр вошла в кондитерскую.
Кондитерская внутри была красивой, оно и понятно, помещалась она на очень большой улице, которая вела к главным кладбищенским воротам на площади Анны-Марии Блаженной. Там были зеркала, на потолке – две хрустальные люстры. Люстры и витрины сверкали огнями, было около шести вечера. За прилавком стояла продавщица в черном кружевном чепце и белой наколке. Завидев госпожу Моосгабр, она чуть вытаращила глаза.
– Я хотела бы кое-что, – сказала госпожа Моосгабр, ее голос звучал довольно сухо. Потом она поправила очки, схватилась за бант на шее и открыла сумку.
– Что бы вы хотели? – спросила продавщица услужливо, все еще тараща глаза на чепец с бантом, на большие круглые очки и на раскрашенное лицо, – чем могу служить, мадам? Может… – продавщица повернулась к полке и нерешительно указала туда, где стояли красивые бутылки лимонада… но потом скользнула рукой мимо и указала куда-то… – может быть, какую-нибудь редкостную коробку конфет, может, вот эту с золотой каймой или ту, с хризантемой… или с видом княжеского двора и золотой каретой, в ней килограмм самых что ни на есть вкуснейших…
– Пирог, – сказала госпожа Моосгабр, – медовик.
– Ах, пожалуйста, – улыбнулась быстро продавщица, – они у нас восхитительные. Скажите, пожалуйста, сколько вам, полное разделенное на куски блюдо?
В эту минуту в кондитерскую вошли другие покупатели, и за прилавком выросли еще две продавщицы в черных кружевных чепцах и белых наколках. И тут же перед госпожой Моосгабр оказался на прилавке сверток. Медовик в тонкой голубой бумаге с изображением молнии.
– Сколько с меня? – госпожа Моосгабр затрясла открытой сумкой и снова посмотрела на полку с красивыми бутылками лимонада. – Четвертак?
– Три, – улыбнулась продавщица.
И госпожа Моосгабр быстро сунула руку в карман длинной черной юбки и вынула горсть четвертаков… три подала продавщице. Потом взяла сверток – медовик в тонкой бумаге – и отвернулась от прилавка.
– Орвуар, мадам, – сказала продавщица, и госпожа Моосгабр, кивнув, с открытой сумкой и свертком – медовиком в тонкой бумаге – пошла к двери. Ей казалось, что вслед ей смотрят все продавщицы и только что вошедшие покупатели, но ей было все равно. Она хорошо знала, почему они смотрят. Хотя сегодня смотрят не так, как на артистку или жену камердинера, а скорее как на богатую вдову из общества «Спасение» или из баптистской общины – на ней все же был чепец, а не шляпа. Она медленно пошла к двери с открытой сумкой и свертком – медовиком в тонкой бумаге, – по пути эту бумагу чуть отвернула и заглянула в открытую сумку… Когда она отворяла дверь кондитерской, сумка была уже закрыта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
– А что в этом музее, если вы там были? – спросила госпожа Моосгабр. – Птичьи чучелы?
– Птичьи чучелы, – засмеялся мальчик, – какие там птичьи чучелы! Они в другом месте. А это Музей мира Альбина Раппельшлунда, там нет птиц. Там ружья, пулеметы, автоматы, пушки, огнеметы и танки. И еще кривые мечи, пистолеты и револьверы. И еще всякие сабли. И много-много цветных надписей. Учительница нам сказала, что Альбин Раппельшлунд миротворец, добротворец, которого все любят, и прочла нам стих: «Лети, сизый голубь, в дальние края, Альбин Раппельшлунд охраняет тебя». Но это она прочла по надписям, что там были, а еще о том, как он выиграл короткую войну, которая однажды была, если вы еще помните… но про себя она наверняка думает другое, она же умная, раз учительница. Только боится говорить.
– А что она про себя думает, – потрясла головой госпожа Моосгабр, ей показалось, что чепец сдвинулся, и она схватилась за бант на шее, – что она думает…
– Ну то, что люди говорят, – странно улыбнулся мальчик, – вы же знаете, что говорят о вдовствующей княгине правительнице Августе. Ну что спит в гробу давно княгиня, как ребеночек невинный, и уже не правит. Или что она жива, но заключена в княжеском дворце. Или скрывается где-то в городе. Раппельшлунд тайно убрал ее, чтобы стать самовластным правителем. А теперь боится, что все раскроется и люди поднимутся на бунт. Поэтому он, может, и ищет ее, кто знает? Но народ, – сказал мальчик, странно улыбнувшись, – народ хочет видеть княгиню, разве вы не знаете? А стоит кому-нибудь об этом сказать, его вмиг расстреляют. Поэтому все боятся, – улыбнулся блондинчик в зеленом свитерке, – боятся, потому что им страшно. Но в газетах понемногу уже пишут об этом. Даже вот на прошлой неделе в дневном выпуске «Расцвета»…
Госпожа Моосгабр опять дернула головой, уже в третий раз, быстро схватилась за очки и бросила взгляд на мальчика. А мальчик смотрел на нее и исподтишка улыбался. Уж не видел ли ее этот блондинчик в зеленом свитерке сегодня на углу перекрестка со злополучными газетами и не узнал ли ее? – подумала госпожа Моосгабр.
– Вон там большая кондитерская, – тут же сказала она, – зайду туда и куплю медовик. А ты… – затрясла она сумкой, скользнув по ней взглядом, – а ты пока подожди у магазина.
Они подошли к большой кондитерской – снаружи она была облицована розовым мрамором и называлась «У молнии, или У расщепленного неба». Лучи неонового света над кондитерской раздваивались и освещали эту надпись. В разделенной на две части витрине, в желтом свете, было много разных сладостей. Госпожа Моосгабр быстро оглядела их, и ей вдруг показалось, что среди них она видит и лимонад. Ей вдруг страшно захотелось пить.
– «У расщепленного неба», – засмеялся блондинчик, – странное название, правда?
– Подожди здесь, – кивнула госпожа Моосгабр мальчику, – я мигом. Только куплю медовик.
И госпожа Моосгабр вошла в кондитерскую.
Кондитерская внутри была красивой, оно и понятно, помещалась она на очень большой улице, которая вела к главным кладбищенским воротам на площади Анны-Марии Блаженной. Там были зеркала, на потолке – две хрустальные люстры. Люстры и витрины сверкали огнями, было около шести вечера. За прилавком стояла продавщица в черном кружевном чепце и белой наколке. Завидев госпожу Моосгабр, она чуть вытаращила глаза.
– Я хотела бы кое-что, – сказала госпожа Моосгабр, ее голос звучал довольно сухо. Потом она поправила очки, схватилась за бант на шее и открыла сумку.
– Что бы вы хотели? – спросила продавщица услужливо, все еще тараща глаза на чепец с бантом, на большие круглые очки и на раскрашенное лицо, – чем могу служить, мадам? Может… – продавщица повернулась к полке и нерешительно указала туда, где стояли красивые бутылки лимонада… но потом скользнула рукой мимо и указала куда-то… – может быть, какую-нибудь редкостную коробку конфет, может, вот эту с золотой каймой или ту, с хризантемой… или с видом княжеского двора и золотой каретой, в ней килограмм самых что ни на есть вкуснейших…
– Пирог, – сказала госпожа Моосгабр, – медовик.
– Ах, пожалуйста, – улыбнулась быстро продавщица, – они у нас восхитительные. Скажите, пожалуйста, сколько вам, полное разделенное на куски блюдо?
В эту минуту в кондитерскую вошли другие покупатели, и за прилавком выросли еще две продавщицы в черных кружевных чепцах и белых наколках. И тут же перед госпожой Моосгабр оказался на прилавке сверток. Медовик в тонкой голубой бумаге с изображением молнии.
– Сколько с меня? – госпожа Моосгабр затрясла открытой сумкой и снова посмотрела на полку с красивыми бутылками лимонада. – Четвертак?
– Три, – улыбнулась продавщица.
И госпожа Моосгабр быстро сунула руку в карман длинной черной юбки и вынула горсть четвертаков… три подала продавщице. Потом взяла сверток – медовик в тонкой бумаге – и отвернулась от прилавка.
– Орвуар, мадам, – сказала продавщица, и госпожа Моосгабр, кивнув, с открытой сумкой и свертком – медовиком в тонкой бумаге – пошла к двери. Ей казалось, что вслед ей смотрят все продавщицы и только что вошедшие покупатели, но ей было все равно. Она хорошо знала, почему они смотрят. Хотя сегодня смотрят не так, как на артистку или жену камердинера, а скорее как на богатую вдову из общества «Спасение» или из баптистской общины – на ней все же был чепец, а не шляпа. Она медленно пошла к двери с открытой сумкой и свертком – медовиком в тонкой бумаге, – по пути эту бумагу чуть отвернула и заглянула в открытую сумку… Когда она отворяла дверь кондитерской, сумка была уже закрыта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115