Бабушка поехала было во Флоренцию, чтобы вразумить его — и вернуть на
путь истинный. Вернулась она одна: «Не лучше ли оставить его там — в
этом-то состоянии? Только представьте, сколько женщин потеряли мужей во
время войны. Мне ли винить судьбу?! Он потерян — но я хоть знаю, где мне его
искать».
Услышав это, мама решила, что теперь — ее очередь. «Знаешь ли,
думаю, что лучше вам обойтись без меня. Я умерла. Самоустранилась.
Разбирайтесь-ка теперь без меня!»
Деда по материнской линии я никогда не видел, зато дед со стороны отца
жил с нами. Будучи кадровым военным, дед ожидал, когда подойдет срок выйти в
отставку. Срок подходил в конце сентября 1939 года. Как раз незадолго до
этого дед попал в плен — в первые же часы боев, когда английский корпус
столкнулся с вермахтом во Франции.
Дед был настоящим полиглотом. Член армейской сборной по бобслею
(идеальный спорт для человека, комплекцией своей более всего напоминающего
шар), он немало времени провел в Австрии и в горах под Цугом и разговорным
немецким бегло владел задолго до своей пятилетней отсидки в лагере для
военнопленных.
Время от времени его «заносило», но вместо того чтобы
пускаться во все тяжкие, переселившись во Флоренцию, он просто брал стул и
поднимался с ним в свою комнату, бросив нам: «Хочу минут пять
поразвлечься». Это желание охватывало его примерно так раз в года
полтора. Он закрывал дверь на задвижку, после чего разносил стул в щепки,
тщательно наводил порядок в комнате, выносил на помойку щепки, а потом шел и
покупал какой-нибудь подержанный стул, который тоже со временем ждало
уничтожение.
Деда ничего не стоило вывести из себя (чем пользовались кузены) -
достаточно было оставить что-нибудь недоеденным на тарелке: корку хлеба,
очистки яблока, одинокую головку брюссельской капусты — что угодно. Вид
отвергнутой еды подстегивал его раздражение — как и перекрученное полотенце
на крючке в ванной. Своим маниакальным стремлением к сверкающим чистотой
тарелкам дед был обязан не только воспоминаниям о пребывании в лагере, но и
тому факту, что за пять лет, проведенных в заключении, он опруссачился,
заразившись усердием и основательностью своих тюремщиков.
Страстный собиратель изданий Шиллера и Гельдерлина (и антикварных, и
современных), зимой он любил растопить камин парой-тройкой экспонатов из
своей коллекции. Пенсии, которую он получал, хватало ровно на то, чтобы
свести концы с концами, но Гельдерлина и Шиллера дед скупал везде, где
только мог найти, не считаясь с затратами (хотя как-то он мне намекнул, что
миниатюрные издания вынесены из библиотек и дорогих магазинов). Шиллер и
Гельдерлин были единственными авторами, представлеными в библиотеке Шталага.
В возрасте лет десяти, когда я только-только принялся развивать
присущие человеку рудименты разума, мной был задан вопрос: «Но ведь не
Шиллер и Гельдерлин виноваты в том, что, кроме них, тебе нечего было
читать?»
«Они, именно они, — ответил дед и в подтверждение своих слов
отправил очередного Шиллера в огонь. — Я человек не богатый, но что-то ведь
и мне по силам». Старый солдат, живущий на скромную пенсию в городишке
Маклесфилд, он, не ведая и тени страха, вступил в борьбу с двумя
прославленными поэтами, у которых при этом была еще и фора в целый век.
«Эдди, никогда не отступайся от работы лишь потому, будто кажется, что
та невыполнима. Я знаю, все против меня в этом мире, но нельзя отступаться,
если чувствуешь собственную правоту».
Доказательство своей правоты он видел в том, что мир неуклонно движется
к часу великой жатвы, когда Жнецы соберут урожай в житницы, а поэтому
прополка Шиллеров и Гельдерлинов так или иначе, но уменьшит шансы этих
поэтов перейти в вечность. Он также разделял учение, согласно которому Земле
суждено пройти через очистительный пожар, а потому в самых невообразимых
местах закапывал — во имя будущего — творения Шекспира, запаянные в
металлические контейнеры. Но, что бы ни ждало нас впереди, он был убежден:
так или иначе, нам вновь предстоит сойтись в схватке с немцами, лицом к
лицу.
— Я что, писал открытые письма, где призывал немцев напасть на
соседей?! Или, может, это я посоветовал эрцгерцогу Фердинанду совершить
автомобильную прогулку в Сараево?!
Чтобы заработать деньги на мелкие расходы, он давал уроки немецкого и
какое-то время исполнял обязанности Почетного консула Федеративной
Республики Германии в северо-западной части Англии.
История: Первая мировая война
«Одну минуточку: вы только-только хотели разобраться с ablativus
absolutus, как кто-то входит в класс и объявляет: быстро собирайте книги и
отправляйтесь в чужую страну, там вас должны убить».
Давай, давай!
Особо ревностно дед заботился о том, чтобы внушить мне: вся тварь на
земле ведет борьбу за выживание. Эти уроки и в подметки не годились его
урокам немецкого. Глупейший из дедовых уроков: как-то раз, заползая в
кровать, я обнаружил там живого аллигатора (правда, молодого), свернувшегося
клубочком под одеялом. Насколько я помню, у меня оказалась вполне здоровая
реакция: чучело земноводного я хотел сохранить на память.
Самый же раздражающий из уроков заключался в том, что он грубо
растолкал меня среди ночи, выволок на крыльцо, окатил холодной водой из
ведра и, порекомендовав «учиться выживанию», захлопнул входную
дверь. На улице стоял декабрь. Однако прежде чем я получил возможность
перейти от теории к практике, вмешался отец. После этого случая
педагогическое влияние дедушки резко пошло на убыль, хотя он и сделал
попытку взять реванш во время поездки в Шотландию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126