Главные идеи он взял, по-моему, у Карла Роджерса. Роджерс первым применил недирективную терапию, которая основана на предположении, что поведение — продукт личности, а не наоборот, как у Скиннера. По мысли Скиннера, люди — программируемые машины, вроде крыс в лабиринте. Роджерс не согласен, он считает, что поведение меняется с изменением личности. Развитие человека может быть не долгим и мучительным процессом, а происходить быстро, ибо личность подвижна сама по себе. Люди хотят богатой насыщенной жизни. Хотят реализовать себя. Хотят счастья, и эта мотивация, независимо от того, насколько она проявлена, — мощная движущая сила. Вот что лежит в основе книги Суаре. Фрейда он отвергает. По его мнению, человеческая психика — не бурлящие котлы темных подавленных желаний, а тоскующая по свободе птица. Наши сокровенные желания чисты и прекрасны. Надо лишь выпустить их на волю. В одном месте он говорит (подожди, я тут записал): «Человеческая природа существует. Она есть. Она моральна и прекрасна. Нам не нужно менять себя. Нужно лишь узнать себя и свои возможности». Карл Роджерс явно повлиял на этого человека. Но это лишь стартовая площадка. Роджерса он рассматривает совсем с другой точки зрения.
— Больше смахивает на философию, чем на совершенствование, — нахмурилась Мэй. (Нет ничего хуже книги, которую нельзя классифицировать.)
— Вот-вот, — подтвердил Эдвин. — Это философия. И психология. И физика. И похудание. Впервые вижу такую мешанину идей — умных и глупых, возвышенных и низких, настоящее сорочье гнездо. Он заимствует отовсюду, но объясняет как-то по-своему. Вот, к примеру, индусская пословица гласит: «Палец, который указывает на луну, не есть луна». Имеется в виду, что не надо путать символы веры с реальностью, которую они описывают. Статуи, иконы, пальцы не следует принимать за сам непостижимый объект, который находится за пределами слов и объяснений. Но Тупак Суаре идет еще дальше. Он пишет: «Тот же палец, что указывает на луну, ковыряется в носу».
Мэй засмеялась:
— Весьма приземленно.
— Да, приземленно. И претенциозно. И банально. Все вместе взятое и кое-что еще. В одном месте он пишет, что можно освободиться от своего прошлого, повесить табличку и сказать всему миру: «Ушел на рыбалку».
— Ушел на рыбалку?
— Именно: Ушел на рыбалку. Что может быть банальнее? А в следующем абзаце пускается в спекуляции на тему физических основ кармы и вечного равновесия энергии во Вселенной. Даже представляет духовную «всеобщую теорию поля». Здорово, да? Всеобщая теория поля. Если бы она работала, то совершила бы прорыв в науке наравне с эйнштейновской теорией относительности. То он дает трехшаговую практическую методику, как лучше организовать рабочий день, а в следующем предложении утверждает, что понятие времени — иллюзия. На одной странице цитирует Спинозу, на следующей громит кейнсианскую экономическую теорию, а дальше пишет о значении «горячих поцелуев» и «жарких объятий». Тут все вместе: мысли, советы, философские концепции. И временами она не оставляет равнодушным. Голова идет кругом. Такого я еще не читал.
— И что?
— В том-то и проблема. Большая проблема. Нельзя публиковать ее в нынешнем виде, иначе провал. Хорошо, если удастся компенсировать издержки. Она просто слишком странная. Кто ее купит? На рынке нет такой ниши — разве что люди, которым чего-то не хватает в жизни. Много таких? Половина населения?
— Даже больше, — сказала Мэй. — Все хотят что-то изменить, что-то получить. Или вернуть утраченное. Молодость. Память. Мгновение. Потерянный фрагмент мозаики. Но ты прав, эта книга чересчур многогранна для одного сектора рынка…
— И слишком эклектична для широкой продажи. Но, думаю, мы выпутаемся. Я ее просмотрю, оставлю стандартные советы по самосовершенствованию, выкину всю мистику и метафизику, разобью на главы, наполовину сокращу, придумаю броское название, интересную обложку — и ее раскупят. Нет худа без добра. Может, даже получится хорошо. Только вот сроки… За неделю я должен ее отредактировать и послать автору на одобрение. И все равно, Мэй, я думаю, что справлюсь. Все получится. — Он улыбнулся собственной решимости.
Мэй тоже улыбнулась и подняла стакан.
— Прозит!
— За меня! — И Эдвин произнес слова, оказавшиеся пророческими в свете событий последующих месяцев: — Странно вот что: некоторые части рукописи очень знакомы. Я уже говорил, что книга похожа на один большой коллаж. Словно все существующие книги по работе над собой смешали в миксере, отжали в марле и получили суть всего жанра. Даже есть раздел «Основные законы управления деньгами», и показалось это уж слишком знакомым. И тут меня осенило. Такую книгу, «Семь законов денег», я изучал в университете. Может, Суаре натаскал материал из других книжек?
— Плагиат от пересказа очень сложно отличить, — процитировала Мэй Вторую Заповедь.
— Знаю-знаю. И на мысль авторское право не распространяется. Но отчего-то стало не по себе, как раз когда я вспомнил о «Семи законах». Поэтому в перерыв я пошел в тот огромный букинистический магазин на Пятой улице. Ты его знаешь.
— «Брайантс»?
— Нет, другой, дальше. Напротив бакалеи. Оказалось, «Семь законов» уже не издают, но я раздобыл копию. Автор — некий Филлипс. И действительно, Тупак Суаре перенес кусок из Филлипса в тот раздел книги. Это очевидно.
Мэй даже привстала:
— Плагиат?
— Нет. Не плагиат. В том-то и дело — он даже не перефразировал текст. Что-то написал иначе, какие-то части перемешал и соединил, а остальное переделал. И знаешь, что получилось? Словно написано по памяти. Версия Тупака Суаре ближе к тому, как я запомнил «Семь законов денег».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86