Но это все так, между прочим. А тем временем Клиффорда вовсе не прельщали напоминания о Нелл. Авиакомпания ЗАРА уплатила положенную сумму, так с какой стати Артур Хокни его преследует?
Конечно, Артур и не подумал объяснять Клиффорду, что его дочь, согласно собранным им сведениям, вероятно, жива. Просто, сказал он, аэрокомпании ЗАРА стало известно, что мистер Блоттон, который должен был сопровождать девочку, возможно не находился в самолете в момент катастрофы, перепоручив свои обязанности кому-то другому.
– Маловероятно, – ответил Клиффорд, – поскольку вторую половину оговоренной суммы я должен был уплатить, когда он доставит девочку. Никому другому я ведь платить не стал бы, не так ли? Нелепые вопросы, мистер Хокни, на тягостную тему, и у вас нет никакого права их задавать.
– Мистер Блоттон курил? – спросил Артур, и Клиффорд даже растерялся.
– Ну как я могу помнить такую подробность, мистер Хокни? Я занятой человек. Возможно, вы способны рассказать мне по минутам события дня, после которого прошло более двух лет, для меня же это непосильная задача. Воспоминания о прошлом – удел тех, у кого в настоящем нет ничего. Иными словами, тех, чья жизнь однообразна и скучна. Разрешите пожелать вам всего хорошего.
– Он курил? – не отступал Артур. – Это очень важно.
– Может быть, важно для вас, но не для меня. Но да, Блоттон курил. От него разило, как от старой пепельницы. Думаю, погибнув на борту Зоэ-ноль-пять, он избежал мучительной смерти от рака легких.
И Артур был отправлен восвояси. И это человек, которого любила Хелен, который блаженно спал рядом с ней, а потом, так сказать, выкинул ее из кровати! Тем не менее безоговорочной неприязни он к Клиффорду не испытывал. Тот, словно какой-то раненый зверь, метался в кустах и с треском ломился сквозь них, предупреждая вас о своем приближении. Он не притворялся милым и любезным. Совсем не английская черта. Артур поиграл с мыслью, не потратить ли сотню-другую тысяч долларов на какое-нибудь из полотен Магритта – последнего приобретения «Леонардо», просто, чтобы ошарашить Клиффорда, восстановить свое достоинство, но благоразумно обуздал себя. Картина была бы куплена из нехороших побуждений, она бы не принесла радости, она бы висела год за годом в манхэттенской квартире (единственные стены, которые принадлежали ему и в которых он бывал крайне редко) – нет, чистейшая ерунда. Пусть его колоссальное жалованье, пусть десять процентов от спасенных для клиентов сумм, достигающие миллионов, тихо и мирно накапливаются в банке.
Разрешите, читатель, кое-что объяснить вам. Артур Хокни был сиротой и ощущал это. Теперь вы, возможно, подумаете: но он же взрослый человек, сильный, преуспевающий, богатый, так почему же это обстоятельство так его гнетет? Рано или поздно почти все мы остаемся сиротами, людьми без родителей. Но обстоятельства смерти его родителей внушили Артуру ощущение, что он не имеет права жить – возможно, потому-то его работа и была так тесно связана со смертью во всех наиболее драматических ее формах, и он все время испытывал угрызения совести, хотя, как считаю лично я, без малейших на то оснований. Гарри и Марта Хокни попали на Север в двадцатых годах, завербованные в глуши Юга для работы на чикагских скотобойнях, приобщились к политике в профсоюзной борьбе того страшного времени, научились произносить речи с трибун о классовых, расовых и профсоюзных проблемах. И Артур провел детство в среде борцов за гражданские права, а потом, когда ему исполнилось семнадцать, машина его родителей однажды слетела с шоссе – в результате несчастного случая, гласила официальная версия, но борцы за гражданские права знали, чего стоят официальные версии – и они оба погибли. Артур в тот день поссорился с родителями и отказался поехать с ними: у него свидание с девушкой, сказал он. Оправиться от подобного нелегко, и, по-моему, он так толком и не оправился. Борцы за гражданские права понимали, как велика его травма, утешали его, помогали во всем, платили за его университетское образование. Мне кажется, они видели в Артуре будущего лидера, человека, который пойдет по стопам Мартина Лютера Кинга. Но Артур знал, что у него нет ни политических, ни религиозных убеждений, которые необходимы им. Он не присоединялся к их маршам, не выступал с их трибун, но они не ставили ему в упрек его свободу, не возмущались его выбором – все, что мы сделали, было в память о твоих родителях, говорили они. Больше не думай об этом. Но, конечно, Артур думал. Как же иначе? И теперь видел себя человеком без племени, родины или корней – осиротелым во всех смыслах этого слова. Он путешествовал по миру в попытке ускользнуть от своей совести и порой, когда он глядел на изуродованные трупы и радовался собственной силе, здоровью, успехам, ему казалось, что у него это получилось. Когда-нибудь, думал он, когда я найду политическое или гуманистическое движение, с которым полностью соглашусь, все мои деньги будут отданы ему. А пока пусть полеживают в банке и накапливают проценты.
Ну так Артуру было ясно, что миссис Блоттон солгала по каким-то своим соображениям. Блоттон упал с неба и остался жив. Артур вернулся в Лондон к Хелен, чтобы выяснить вопрос об изумрудном кулоне. Вернее сказать, читатель, он вернулся в Лондон к Хелен и заодно выяснил вопрос об изумрудном кулоне. Пожалуй, делать ему этого не следовало – чем вновь пробуждать в Хелен надежды, ему бы тут же броситься в Шербур на поиски Нелл, потому что когда он, наконец, туда добрался, было уже поздно – но что поделать, такова любовь.
Он навестил ее в доме в Масуэлл-Хилле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128