Не воображайте, что хотя бы Джон Лалли получил солидную их долю, вопреки всем обещаниям Анджи. «Первоначальная покупка», – сказала она. А это относилось только к будущим картинам, но не к уже написанным. Только он этого не сообразил. Как она и рассчитала. Жареного барашка и красносмородиновое желе Эвелин он запивал большим количеством красного испанского вина. Она, разумеется, только губы омочила.
Кроме того, она сказала:
– Клиффорд, я беременна. Я ношу под сердцем твоего ребенка!
Он не посмел заговорить о прерывании беременности – даже прежний Клиффорд вряд ли бы рискнул: такими стальными и холодно посверкивающими были глаза Анджи. А что до нового Клиффорда, то ему была противна мысль об уничтожении жизни, любой жизни. Он стал необъяснимо мягким, даже хорошим. Читатель, если бы только он не был таким алчным, если бы только золото и деньги не манили бы его так, если бы только в свое время Синтия любила его по-настоящему и утолила его жажду, когда он в этом так нуждался… если бы только! Что пользы от «если бы только». А впрочем, они всегда интересны. И еще Анджи сказала:
– Конечно, Клиффорд, если бы ты и я объединили наши империи, мы бы властвовали над миром. (Миром Искусства, она подразумевала, я полагаю, а то над каким же? Надеюсь, что так.)
– О чем ты, Анджи? Что значит, объединить наши империи?
– Женись на мне, Клиффорд.
– Анджи, я женат на Хелен.
– Ну и дурак, – сказала Анджи и поведала Клиффорду о (высосанной из пальца) связи Хелен с Артуром Хокни, черным нью-йоркским сыщиком, которого Хелен наняла искать крошку Нелл в ужасные дни после исчезновения девочки. Мы-то с вами, читатель, знаем, что, хотя Артур был много лет безнадежно влюблен в Хелен, между ними не было ничего, абсолютно ничего, а теперь он нашел счастье со своей Сарой и даже совсем недавно с ее помощью вышел на трибуну в Виннипеге и произнес речь о создании фонда помощи художникам-неграм, и Анджи это знала, но Анджи никогда не позволяла истине встать между ней и тем, чего она хотела.
– Я тебе не верю! – сказал Клиффорд.
– Она мне сама как-то про это рассказала, – сказала Анджи. – Когда была пьяна. С некоторыми женщинами всегда так: откровенничают, чуть напьются. Вот как Хелен. Вероятно, весь Лондон знает. Уж если она мне рассказала, так значит, признавалась всем и каждому.
И ведь Хелен действительно порой выпивала лишнего, и действительно Клиффорд терпеть этого не мог, так что злостный навет Анджи обрел правдоподобие. Хелен принадлежала к той горстке несчастливцев (или, если хотите, счастливцев), на кого чайная ложка вина действует как стопка джина на всех прочих. Ну а вы знаете, что такое приемы с коктейлями и вернисажи: подносы с бокалами, шум, веселье, возбуждение, удовольствие быть безукоризненно одетой, обворожительно красивой – а Хелен все еще, бесспорно, оставалась такой (каждый добавочный ребенок словно приносил с собой новое обаяние вместо дополнительных фунтов) – и порой ее рука тянулась к вину, а не к апельсиновому соку… ну вы знаете, как это бывает, читатель!
И, читатель, так ли, эдак ли, но не прошло и трех месяцев, как с помощью Анджи Клиффорд подавил свое горе, обратил его в злобу и мстительность, и процедура развода началась.
БОЛЬШИЕ ОЖИДАНИЯ
Анджи дала понять, что она ожидает, чтобы Клиффорд на ней женился. Он подумал: пусть так, раз он потерял Хелен, то не все ли равно, как он распорядится собой, а вот что будет с «Леонардо», это важно, да и работа, трагически представлялось ему теперь, была единственным, в чем он преуспел. Даже собственная мать ополчилась на него. (Иными словами, Клиффорд находился на самом-самом пределе уныния.) Так отчего бы и не жениться на Анджи. Естественно, это не те условия, на которых вы и я, читатель, согласились бы вступить в брак, но Анджи была не такой. Богатые ведь не такие. Они ожидают, что получат то, чего хотят, и обычно получают. Гордость каким-то образом остается в стороне. Не скажу, что это делает их намного счастливее, просто богатые каким-то образом умудряются не развивать в себе способность быть несчастными.
А кроме того, ребенок Анджи был уже не за горами, а с тех пор, как он потерял Нелл, зеницу своего ока, Клиффорд понял куда глубже многих и многих мужчин, какое благословение ребенок, любой ребенок дарит своим родителям.
– Я подумаю, – сказал Клиффорд.
Подобный брак, естественно, обеспечивал Клиффорду массу материальных преимуществ, как дала понять Анджи. Деликатно выражаясь, это подразумевало, что, едва Анджи перестанет быть Уэлбрук и станет Вексфорд, «Оттолайн» сольется с «Леонардо», и Анджи убедит Джона Лалли вновь ограничить свою творческую производительность, чтобы удерживать рынок произведений Лалли на максимуме ко всеобщей выгоде (исключая, разумеется, самого художника). Далее, она перестанет рыть подкопы в колониях (ей нравилось так их называть) и понудит Йоханнесбургскую галерею предлагать внушительные суммы за тех Старых Мастеров, чья непопулярность на пресыщенных европейских рынках неуклонно увеличивается. Для компенсации она откроет такой же австралийский филиал и назовет его «Оттолайн», а не «Леонардо», но различие, понятно, будет только в названии. И Клиффорд может навещать близнецов, и они даже могут приезжать погостить, при условии, что с Хелен он видеться не будет.
– Пусть их Саймон навещает, – сказал Клиффорд. – Отец их ведь он. – И начал встречный бракоразводный процесс, и выиграл его.
Хелен плакала, плакала, и никто не мог ее утешить, хотя пытались многие. Ведь она же совсем не того хотела. Совсем, совсем не того.
Вскоре она отправилась домой в «Яблоневый коттедж», чтобы еще поплакать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128